Что еще было удивительного в бурях, это то, что их «пунктуальная» периодичность была удивительным образом связана со столь же загадочно точным жизненным циклом деревьев. За пару недель до разгула стихии зеленовато-серые мелкие листья на них начинали засыхать, скукоживаться, становиться грязно-бурыми, а через десять-двенадцать дней полностью облетали. После бури же, которая подчистую сметала этот мусор гигантским пылесосом, почки на деревьях набухали, и уже через неделю кривые, уродливые ветви радовали глаз молодой, хоть и не особо яркой зеленью. Получалось, что пылевые катаклизмы каким-то образом заменяли в Оазисе дожди, которых за все одиннадцать лет здесь не бывало ни разу.

Вспомнив о бурях, Юлий подумал о том, что до начала очередной из них осталось ровно три дня. Он досадливо скривился – даже в привычной и уютной «келье» безвылазно сидеть восемнадцать суток было тоскливо. А потом губы Юлия растянулись в злорадной усмешке: на эти же восемнадцать дней каракаты останутся без сладкого!

Караката он увидел в первый же день своего пребывания в Оазисе. Хотя понятия «день» и «ночь» здесь были условными, поскольку одинаково светло было всегда, и ход времени Юлий отслеживал лишь при помощи миниинформатория капсулы.

Но сначала были грибы. Нет, сперва он наткнулся на озеро. Сунул в него анализатор – вода. Чистейшая, но не дистиллированная – с примесью безопасных и даже полезных для здоровья солей. Без бактерий, без вообще какой бы то ни было органики, что казалось, в общем-то, странным, с учетом растущих неподалеку деревьев. Но в тот день его мозг устал уже чему-либо удивляться. Юлий быстро разделся и стремительно ринулся в воду. Плавал, нырял, пытаясь остудить клокочущее от пережитого сознание.

А уже после купания он и нашел первый гриб. Следом второй, третий… Пришлось вернуться к спасательной капсуле и взять шлем, который он тут же набил грибами доверху. Ссыпал их возле капсулы, наломал сучьев, разжег костер и, нанизав грибы на ветки, принялся их жарить. От защекотавшего ноздри вкуснейшего, памятного с детства запаха закружилась голова. И возникшего по другую сторону костра караката Юлий поначалу принял за следствие этого головокружения. Тем более что выглядело это создание и впрямь больше похожим на призрачный морок: слегка серебрящийся сгусток – большой, около трех метром в диаметре, но почти абсолютно прозрачный. Каракатом же Юлий назвал своего нежданного гостя за то, что перемещался тот, плавая в воздухе подобно каракатице, – вбирал в себя и выбрасывал едва видимые бесцветные щупальца.

Каракат завис подле костра и протянул к Юлию одно из них. Пламя облизывало его эфемерную конечность, но существо это обстоятельство ничуть не беспокоило. Прозрачное щупальце неподвижно висело в полуметре от Юлия, а он был настолько ошарашен, что не нашел в себе силы не только на то, чтобы убежать или хотя бы отодвинуться, но даже на то, чтобы испугаться. И совершенно машинально он сделал вдруг то, до чего наверняка бы не додумался, будучи способным хоть сколько-нибудь соображать. Он поднял одну ветку с нанизанными подрумяненными грибами и сунул ее в протянутое щупальце.

Каракат ухватил ветку и резко вобрал в себя вместе с нею конечность. С полминуты он серебристо колыхался возле костра, а потом выбросил к Юлию сразу три щупальца. Теперь этот жест трудно было воспринять двояко. «Шампуров» с грибами оставалось четыре штуки, и три из них Юлий подал своему прозрачному гостю. Тот исчез столь же внезапно, как и появился. Если бы вместо пяти не осталось всего одной ветки с грибами, Юлий бы наверняка подумал, что удивительный пришелец всего лишь привиделся его воспаленному сознанию.