Роман переступил уже было порог квартиры, но в последний момент обернулся.

– Погодите, но если из квартиры всегда возвращаются в наш мир, то почему сюда не вернулся Михаил?

– Не знаю, – помотал головой Андрей Николаевич. – Возможно, когда в дверь заходят сразу двое… я же не зря ставил условие не входить ни за кем следом!.. возможно, тогда что-то сбивается… Или еще, – мужчина задумчиво поскреб затылок. – Да-да, еще вариант – выйти не через дверь, а, скажем, через окно…

– Но зачем? – ахнула Катя. – Ведь второй этаж!..

– А если он зашел с кем-то еще из жильцов? Им же стало бы тогда очевидно, что квартира со странностями! И… стало, например, любопытно, почему так происходит. Ваш сын читает фантастику?

– Он только ее и читает, – улыбнулся Роман.

– Вот видите! Тогда он вполне мог догадаться, в чем дело. И мысль про окно наверняка бы пришла ему в голову.

Он закрыл входную дверь и тут же распахнул ее снова. Прихожая была пуста. Андрей Николаевич и Катя будто испарились.

Роман судорожно сглотнул и осторожно, почему-то на цыпочках, прошел к двери в злосчастную комнату. Приоткрыл ее, просунул голову… Комната была иной, чем та, в которой сидели они только что. Похожей, но иной. Сразу бросился в глаза цвет дивана – не ярко-синий, а оранжево-красный, будто сигнализирующий об опасности. А потом Роман перевел взгляд на окно. Одна его створка была открытой…

Не помня себя, не думая, что может отбить, а то и сломать ноги, он вскочил на подоконник и прыгнул вниз. Пронесся перед глазами серый бетон стены – такой же точно, как и в родном, обычном мире, больно ударила асфальтом по пяткам земля. Но боль оказалась терпимой, да и не до нее было сейчас Роману. Слегка прихрамывая, он бегом обежал дом и помчался к университету, корпуса которого виднелись через пару кварталов.

Вбежав на крыльцо, Роман едва не столкнулся с выходящим из здания… Михаилом. Отец и сын, и без того похожие друг на друга, замерли в одинаковых позах, разинув рты. И тут следом за Мишей на университетское крыльцо вышла высокая стройная девушка и, взяв парня под руку, потянула за собой. Но, почувствовав его невольное сопротивление, подняла изумленные зеленоватые глаза на друга, а потом медленно перевела их на Романа.

– Что такое, Миша? – спросила она. – Кто это?

– Это… – сглотнул Миша и почти беззвучно выдавил: – Это мой… папа… – И тут парня вдруг затрясло, он попятился, выставив перед собой, словно защищаясь, руки. – Но ведь ты… ты умер! – выкрикнул он, и в ушах Романа противно зазвенело, то ли от этого крика, то ли от того, что он машинально прочел на бронзовой вывеске за спиной сына.

Вычурными, под славянскую вязь буквами на ней значилось: «Государственный Его Императорского Величества Университет…»

Когда ночная чернота разливается по небу и колючие звезды начинают в нем холодное перемигивание, из покосившейся избы выходит старая женщина и, на ходу поправляя неизменный черный платок, направляется к угору над речкой Исток, что течет у деревни с таким же названием. Она останавливается на том самом месте, где желто-оранжевая глинистая тропинка начинает крутой нырок под угор и, петляя, вьется между сочными травяными зарослями до самой воды. Женщина поднимает лицо к небу и, подслеповато щурясь, перебегает взглядом от созвездия к созвездию, ища вполне определенную и жизненно важную для нее цель – красноватую искорку Марса. Для этого ей не нужны ни карты звездного неба, ни астрономические календари; за двадцать последних лет она научилась находить Марс так же легко и быстро, как зловредных колорадских жуков в ботве картофеля.