Следующие сорок минут Марк провел в коридоре. Михаил Николаевич дерзость не ценил ни в каком виде и искренне считал, что в детях ее надо искоренять любыми доступными способами.

Когда прозвенел звонок, я с тоской посмотрела на свой исписанный с двух сторон листочек – закончились мои сорок минут спокойствия, нужно было возвращаться в свою жизнь, в свои переживания. Сдав работу учителю, я вышла в коридор. Сразу же на глаза мне попался Марк, окруженный толпой одноклассников. Он порывисто жестикулировал и что-то говорил. Круг рядом с ним то и дело взрывался смехом. Не трудно было догадаться, что высмеивали они недавний урок. Наверняка Марк превратил этот досадный эпизод в забавную историю.

Я стояла и так долго смотрела на Марка и на окружающих его одноклассников, что мир словно стал выворачиваться наизнанку. Я моргнула. Смех со стороны Марка раздражал, так что я быстро ушла в тихий уголок.

Мимо меня прошла Тоня с подружками. Я тут же окликнула ее, потому что знала, что у нее точно есть пленочный фотоаппарат и, значит, она могла бы помочь разобраться с моим.

– Слушай, у тебя какой-то другой фотоаппарат, – сказала она, когда я достала свою «Смену» из рюкзака.

– Да?

– Угу. У тебя прямо механический, наверно. У меня-то мыльница из 90-х, она автоматическая. Я туда только пленку вставляю и больше ничего не делаю.

– А с механическими ты не умеешь обращаться?

– Не-а. Вообще понятия не имею, как там все работает.

Я расстроилась: «Что за бесполезная покупка!»

– Слушай, – задумчиво сказала Тоня, – а сходи к школьному фотографу. Мне кажется, он точно что-то в старых фотиках понимает.

– Ты думаешь?

– Ему лет за шестьдесят. Как-то же он учился фотографировать до изобретения нормальных фотиков.

– Да, спасибо.

Я убрала «Смену» в рюкзак с мыслью, что совершенно зря потратила пятьсот рублей.

В последние выходные октября родители затеяли уборку на даче. Уже наступали холода, зимой мы на даче не бывали, и, чтобы весной было приятно возвращаться, родители всегда в последний приезд устраивали Великую генеральную уборку.

Я вытирала пыль на полках, когда наткнулась на старый фотоальбом. В детстве я любила рассматривать фотографии из него. Забыв про тряпку, я уселась тут же на полу, поближе к слабенькому старому обогревателю. Подула на сухие холодные руки и открыла фотоальбом. На первых страницах было несколько снимков незнакомых мне людей и детей, а потом я увидела молодую кудрявую женщину с широченной улыбкой – бабушку. И еще много-много страниц было посвящено ее самым разным портретам: бабушка спит, бабушка с моим папой, еще маленьким, бабушка стоит около Кремля в дубленке и меховой шапке, бабушка выглядывает из-за ветвей березы. И мое любимое – совместное фото бабушки и деда: она сидит у него на коленях, а он держит ее лицо и страстно, как в советских фильмах, целует. Папе эта фотография почему-то не нравилась, он морщился, когда видел ее. А у меня становилось тепло на душе. «Что плохого в любви?» – всегда удивлялась я. Но мысль о любви в тот раз меня не захватила, потому что я вдруг осознала, что могу видеть целый момент прошлого, которого уже нигде нет. Бабушка умерла от рака три года назад, а дедушка не смог без нее и ушел мирно во сне в их кровати через месяц.

И вот, сидя у обогревателя на даче, я видела мгновение любви, хотя уже давно умерли люди на фото и те, кто наблюдал этот момент вживую. Вдруг вся фотография стала для меня какой-то другой. Я смотрела на нее, но видела большое чудо.

«Фотоаппарат сумел остановить мгновение и подарить его мне, мне, тому, кто живет спустя шестьдесят лет! – подумала я. – А как красиво смотрится пленочный черно-белый цвет, какой энергией дышит кадр!.. – Я открыла галерею в телефоне и посмотрела на последнее фото родителей, а затем снова на старое фото бабушки и дедушки. – Да, непередаваемая энергия от пленочного снимка». Мне вдруг показалось, что какой-то нежно-желтый и даже белый свет исходил от старой фотографии и не позволял мне отвести взгляд.