– Как случилось, что вы выбрали такую трудную специальность?

– Не было особенного выбора. В Тбилиси надо или быть грузином, или иметь очень много денег, или – большие связи, чтобы получить хорошую работу. Мне еще повезло, тетя смогла мне устроить специализацию по психиатрии – если бы я осталась в общей терапии, наверняка получила бы распределение в деревню. А этого я не хотела, я – горожанка, с головы до пят.

– Но не утомляет, изо дня в день общаться с умалишенными?

– Сперва утомляло, теперь привыкла.

– Иллюзии рассеялись?

– Да, можно и так сказать.

Эрвин хорошо помнил первые годы работы адвокатом, когда он еще свято верил, что его дело – защищать справедливость, и то ощущение трагического парадокса, когда он вдруг понял, что с идеалами его профессия имеет очень мало общего, что это всего лишь профессия; наверно, что-то подобное чувствовала и Лукреция.

– Я потому спрашивал про пульмонолога, что моя сестра работает по этой специальности, перед войной она руководила туберкулезной клиникой, там лежали безнадежные больные и это очень утомляло ее, утомляло морально. Сейчас она в санатории, там атмосфера совсем другая, к тому же изобрели новые препараты, и туберкулез перестала быть смертельной болезнью. Кто знает, может, однажды человечество научится лечить и душевные болезни.

– Возможно, но мне не очень верится.

– Почему?

– Потому что я еще не видела душевнобольного, который хотел бы выздороветь.

– Я хочу.

– Но вы же не больной.

– Я лежал в психушке.

– Ну и что? Всех, кто делает попытку покончить с собой, отправляют на исследование, это рутина. Но это еще не значит, что они все больные.

– Но мне поставили диагноз.

Эрвин даже удивился, как легко он это высказал.

– Это был ошибочный диагноз.

– Но я действительно очень нервный человек.

– Учитывая ваше прошлое, в этом нет ничего удивительного.

И так все просто, подумал Эрвин? Он чуть было не рассмеялся, но нашел контраргумент.

– Мне кажется, что КГБ преследует меня и хочет убить.

– Поскольку вам от них досталось, то нет ничего ненормального, что у вас возникают такие подозрения.

– У меня часто болит голова, это тоже нормально?

Впервые в течение этого разговора Незнакомка бросила на него быстрый изучающий взгляд.

– У этого может быть какая-то иная причина.

– Какая?

Она некоторое время молчала, прежде чем ответила:

– Этого я сказать не могу. Надо обследовать.

Они дошли до шоссе и легко перебрались через него, в воскресенье движение было редкое; однако перед тем, как полезть на полотно, пришлось подождать, потому что со стороны Сочи приближался пассажирский поезд. Когда он проезжал мимо, совсем близко от них, они увидели таблички: «Ереван-Москва».

– Я хочу переселиться в Ереван, – неожиданно сказала Лукреция.

– Почему?

– Я не люблю Тбилиси. Еще с большим удовольствием я переехала бы в Москву, но это сложно. С Ереваном проще, у меня там знакомые, они обещали найти работу по специальности. Только жить негде, но когда тетя выйдет на пенсию, мы обменяем квартиру. Дети тети Жанны уже учатся там, в университете, они очень довольны.

Когда они перебрались через рельсы и стали спускаться на пляж, Эрвин сказал:

– Я бы тоже хотел уехать куда-нибудь, таллинский климат мне вреден. Очень сыро, дуют холодные ветры. И это, кажется, влияет на людей – они тоже холодные. Эта страна полна ненависти.

– Как интересно, а я всегда мечтала увидеть Прибалтику. Мне говорили, что там все намного культурнее, чем в России.

– Это – остатки немецкой культуры, мы же их бывшая колония. Сами эстонцы еще ничего толком не создали. Когда я был молод, мне казалось, что Эстония – страна всех возможностей, но я быстро разочаровался. Люди завистливые, вся их энергия уходит на то, чтобы мешать другим совершать поступки.