– Но депортация все равно была свинством, – сказала она.

София кивнула, согласившись с этим.

Когда в воскресенье вечером они пошли на вокзал, чтобы вернуться в Тарту, то увидели, что на платформе скопилось много чем-то взволнованных людей. Лаборантка заметила знакомого, пошла поговорить с ним и, вернувшись, ошарашила известием:

– Представь себе, действительно началась война.

На самом деле война в Европе шла уже два года, но эта новость означала другое.

– По радио передали, что сегодня утром Гитлер напал на русских. Мой знакомый считает, что это месть за депортацию. Гитлер узнал и решил показать Сталину, что так с людьми не обращаются.

– Глупости! – возразила София.

Что Гитлер может начать войну для защиты чужого народа, казалось таким абсурдом, что она даже не стала аргументировать свое мнение. Но, немного подумав, добавила:

– Я считаю, его быстро прогонят. Если Сталин знал, что будет война, значит, он хорошо к ней подготовился. А защищаться всегда проще, чем нападать.

– Почему ты думаешь, что Сталин знал? – удивилась подруга.

Теперь уже Софию поразило отсутствие логики у собеседницы.

– Ведь твой отец сказал, что депортацию провели, чтобы накануне войны изолировать ненадежных людей.

Однако уже на следующей неделе выяснилось, что ошибалась как раз София. Каждый день приносил новости о наступлении немцев в Литве и Латвии. Потом до Тарту дошел слух, что горит Рига. Однажды, когда София по приказу исполкома клеила крест-накрест полосы бумаги на окна, к ней пришел брат Густава Кордеса, которого она немного знала.

– Я эвакуируюсь на пароходе, через Чудское озеро. Не хотите отправиться со мной?

– Как же я дом оставлю?

– Разве сейчас можно думать о доме? Война – это не шутка.

У Софии не было никакого представления о современной войне, но, немного подумав, она все же отказалась.

– Спасибо за предложение, но не могу. У меня родители в деревне, им может понадобиться помощь.

– Тогда возьмите ключи от моей квартиры. Я живу дальше от реки, там безопаснее, а в центре наверняка будет бой. Спрячьте все ценное в подвале, с собой берите только самое необходимое. Или, еще лучше, поезжайте к родителям.

Этому совету последовать было невозможно, поезда уже не ходили, но ключи она взяла.

Уже давно, заметив, что слух ухудшается, София стала тренировать его, усилием воли концентрируя в голове разные звуки и пытаясь понять их происхождение. Этим вечером, когда с улицы послышались цокот копыт и скрип телег, словно мимо проезжал табор, она все же засомневалась в себе. Мерещится, подумала она, но, подойдя к окну, убедилась, что в каком-то смысле оказалась права, только вместо табора по городу в сторону реки двигались колонны красноармейцев, некоторые верхом, а большинство действительно на самых обычных телегах.

Весь следующий день в городе царила лихорадочная суета, на грузовиках и подводах на пристань везли мешки с зерном и другие продукты – наверное, чтобы не достались немцам. После обеда в небе появился самолет со свастикой, он пролетел за реку, и вскоре со стороны Раадиского аэродрома послышались взрывы и поднялся столб дыма.

– Разбомбили склады горючего, – объяснила лаборантка, которую она случайно встретила на улице.

Работу уже отменили. Сотрудница пригласила Софию ночевать.

– Моего мужа мобилизовали, а отец поехал в Таллин и не вернулся. Я боюсь одна.

София была простужена, голова болела, и в горле першило, так что ей никуда не хотелось, но лаборантка стала настаивать, говорила, что мосты заминированы и здесь может быть опасно, и в итоге она согласилась. Сначала они пошли к Софии, положили ее одежду в большой сундук и потащили в подвал. Лаборантка двигалась очень неуклюже, потому что на ней были лыжные ботинки; София поинтересовалась, не жарко ли в них, но та прочитала где-то, что во время бомбежки нужно обувать что-нибудь покрепче, чтобы защитить ноги. София прислушалась к совету и сменила летние туфли на осенние, привезенные еще из Германии, потом собрала самые необходимые вещи, медицинские инструменты, пару мелких драгоценностей и уложила все в саквояж, чтобы взять с собой.