О боже, как она была прекрасна. Её гневная страсть на лице, стройная фигура, грудь, бёдра, ноги, плечи, шея и этот красивый медальон на ней… Сделали своё дело.
Он прижал её грудь к своему лицу. Она пыталась сопротивляться, но всё было тщетно.
Хэдда укусила его за шею, это было больно.
Он отдёрнул от себя девчёнку схватив её за щёки и подбородок так сильно, что она не могла пошевелиться.
Её глаза наполнились слезами, дыхание стало частым и глубоким.
Он был словно дикий, но при том, нежный зверь. Он удерживал её, но ни разу не ударил. В порыве этой страсти он сорвал с себя одежды.
Хэдда увидела его сильное тело, покрытое шрамами и то, что ей предстояло ощутить внутри себя.
Это было внушительное естество, к тому же от воспылавшей страсти оно уже приобрело прямую форму. Оно было чем-то страшным для неё. Она кричала, извивалась вырывалась, но тем самым ещё больше расписывалась в своём бессильи. Он схватил её за волосы и прижал к себе. Теперь она всем своим телом ощущала мужчину и чувствовала его запах, с чем ей предстояло иметь дело, понимает каждый… Она плакала, пыталась умолять, но дикаря это не остановило.
Он нарушил то, чем дорожила Хэдда, чем дорожил её отец, оберегая свою дочь. Остановить его она не могла.
Хэдда потеряла способность сопротивляться. Она понимала, что спасенья для неё нет и не может быть.
Он раскинул её на шкуре убитого им утром медведя и стал наслаждаться её вкусом, запахом, теплом и влагой. Всё это подавляло волю Хэдды она понимала, что уходит детство, не такой она представляла свою первую ночь с мужчиной. Она кричала, стонала…
– Папа!
А обратной дороги уже не было.
Твёрдый как камень корень Ролло вошёл в неё причиняя ей сильную боль. Она плакала, кричала, а он всё не унимался. Двигался не оставляя ей шанса избежать этого и что-то исправить. Он брал её так долго, что ей казалось, эта ночь бесконечна… И вот он дошел до апогея своего действа. Она почуствовала как внутри её все чем то наполнилось. Чем-то горячим, чем-то тем, что уняло боль. Он зарычал как зверь, сжав её в своих объятиях, прижал её своим телом словно умер.
Она задыхалась от его тяжести, да и дышать не хотелось. Хотелось умереть, раствориться в воздухе, улететь по-ветру и никогда больше не приобретать человеческий облик, оставаясь с ветром.
Спустя пару минут он приподнялся. Его глаза были наполнены растерянностью и смущением, как это не странно, а на обоих плечах красовались по три кровавые полосы от ногтей Хэдды… К нему словно вернулся рассудок.
Первое, что она почувствовала, это то, что она не стала ветром и не растворилась, а лежала на шкуре медведя в пещере, за пределами которой было чистое небо и белая ночь. Растущая луна заглянула своим светом, как немой свидетель обещала сохранить эту тайну.
Хэдда ощутила, что у неё пропал страх. Всё тело гудело. Сил не было даже пошевелиться. Она не понимала что происходит вокруг, не осознавала, больно ей или нет.
Хэдда отвернулась к пещерной стене и закрыла глаза, умоляя богов забрать её из этой жизни, к маме.
Ролло сел на против Хэдды и смотрел ей в затылок, словно просил прощенья за то, что произошло.
Он повернул её лицом к себе, желая видеть её глаза, она же, пролежав несколько мгновений повернулась обратно к стене, съёжилась на шкуре, подбирая под себя свои разбросанные вещи и поправляя медальон, и не пытаясь одеться. Постепенно силы стали возвращаться. Хэдда села и прижалась к стене, оглядываясь по сторонам. Дыханье участилось, опять подступили слёзы. У неё началась истерика. Он попытался подать ей что-то из еды, она швырнула в него щёпотью земельной пыли. Он закрылся рукой, чтоб не попало в глаза. Схватил её за подбородок, готовый ударить её, но когда в свете белой ночи и яркой луны увидел её взгляд, отпустил лицо девушки, медленно опустил руки, не отрывая от Хэдды глаз.