– Еще, что ли, хочешь? – спросил Ефим, беря в руки ковш. – Могу еще дать, если скажешь, где живешь.

Женщина застеснялась и скрылась в толпе.

– Вот жизнь казацкая: пьют и едят сладко, а богаты!.. – сказал с завистью кто-то из голытьбы, окружившей разинцев.

– Это Стеньки Разина работнички, им все можно, они жизнь себе такую в походе добыли.

Ефим отставил ковш в сторону, крикнул:

– Пей, честной народ, вино! Я угощаю! – и подошел к стоящему одиноко в стороне Федору Сукнину.

– Что, Федор, вино не пьешь? Что грустишь, есаул?

Федор, хмурясь, ответил:

– Не до того мне, Ефим, сказывал на днях атаман, что будто где-то тут моя женка с детками в остроге томится. И теперь ума не приложу, как ее разыскать.

Ефим подошел к Еремке, взял из рук его недопитую ендову, выплеснул остатки вина на землю, снова зачерпнул полную посудину, подал есаулу: «Пей, Федор, а тогда поговорим, где твою женку искать». Федор выпил вино, отдал Еремке ендову.

В это время к ним подошел крепкий мужик, голубоглазый, в рубище:

– Скажите, казачки, где ваш атаман?

Федор и Ефим переглянулись.

– На што он тебе?

– Хочу в казаки податься, – ответил мужик.

– Как кличут-то тебя, сердешная душа? – поинтересовался Ефим.

– Данилой кличут, а по отцу Романов сын.

– Али судьбинушка плоха у тебя, али забижал кто? Пошто в казаки решил податься?

Данила нахмурился, на глаза у него навернулись слезы, стал рассказывать про свою судьбу:

– Жил я, братцы, у помещика под Казанью. Жена, детки были. Замучил нас лютый помещик поборами да работой на его земле. А моя земелька захирела, так как работать на ней некому было. Не запаслись мы в тот год хлебом, а зимой случился голод: умерли от бескормицы и болезней мои жена и дети. Озлобился я тогда, подкараулил своего барина и порешил, а сам подался сюда. Прослышал про вашего атамана, что всех обиженных и несчастных берет в войско к себе.

Вздохнул Федор Сукнин и сказал:

– Тяжела твоя жизнь, человече. Быть тебе в казачестве, идем с нами в город, не отставай от нас, а когда вернемся на остров, батько сам с тобой поговорит и решит, быть тебе казаком или нет.

– Ребята, бросьте вино пить, айда в город! – крикнул Ефим казакам, прибывшим с ним на пристань в одной лодке.

Разинцы веселой гурьбой направились к воротам Астра – хани.

А вокруг кипела торговля, казаки, еще не доходя до стен го – рода, сбывали свой товар. Продавали барахло, не торгуясь, скупали нужные им вещи, покупали вино, еду. Кое-где хлебнувшие вволю вина разинцы уже горланили песни. Но вели себя пристойно, по строгому наказу атамана, горожан не трогали, служилых не задирали.

– А почему батько сам не пошел в город? – вдруг спросил Иван Чемкиз.

– Сегодня недосуг ему.

– Это почему же? – спросил Каторжный.

– Наверно, с княжной тешится, – с недовольной ноткой в голосе сказал Фрол Минаев.

– Может, тешится, а может, и нет. Погодить ему надо. Мало ли что воеводы задумали. Надо быть настороже. Правильно атаман решил пока не ходить в город. Мы сходим, посмотрим, а там видно будет, – ответил всем Леско Черкашин.

Все смолкли, не говоря больше об атамане, хотя каждый думал о нем, проклиная басурманку, которая словно околдовала Разина в последнее время, да так, что не отлучался он от нее, а если и шел выпить чарку с есаулами, то спешил опять к ней, словно чего-то боялся.

По улицам Астрахани шел торг. Праздничные толпы людей окружали казаков, разглядывали их, словно неведомых за – морских гостей. Городской люд с ними торговался или пил чарку задарма. Казаков расспрашивали о походе, о неведомых странах, о житье в войске, а самое главное, об их атамане – необыкновенном и славном человеке, защитнике народном.