Он спросил:

– Кто это?

– Это работный мой Алексей, по хозяйству в доме у меня управляется.

«Диво какое-то! – подумал Красулин. – Почему же голос у этого работного, как у Данилы?»

Долго, однако, думать об этом не стал: сегодня у него были другие заботы.

9

Казацкая станица прибыла в Москву к вечеру. В это время на улицах столицы было пустынно. Горожане с наступлением темноты спешили по домам. По местам становились сторо – жевые посты, протяжно перекликались между собой.

После дождей дороги на улицах города раскисли. Жидкая грязь заполняла выбитые колесами телег ямы. Только там, где улицы были вымощены толстыми бревнами, было сухо, и копыта лошадей глухо стучали о дерево. Когда мощеная улица кончалась, уставшие кони вновь хлюпали копытами по лужам.

Из разинской станицы никто еще ни разу не бывал в Москве, поэтому казакам многое было на диво. Они то и дело задирали головы вверх, удивлялись, разглядывая каменные и деревянные здания домов и церквей. А когда проезжали мимо храма Васи – лия Блаженного, Лазарька Тимофеев даже рот открыл и с восхищением произнес:

– Вот это да! Какая красотища! Видно, веселый человек эту церковь строил.

Путники остановили коней. В это время к ним подошел стрелецкий начальник и крикнул:

– Чтой-то, казаки, тут крутитесь, али что потеряли?

– Нам бы постоялый двор какой найти, переночевать.

– А вот туды езжайте прямо по улице, а там будет первый проулок, свернете в него и увидите постоялый двор для при – езжих.

Казаки развернули коней в ту сторону, куда указал стрелец. Непролазная грязь московских улочек и переулков не давала всадникам ускорить свой путь.

– И как здесь люди живут, чем дыхают, – сказал, ни к кому не обращаясь, есаул. – То ли дело у нас на Дону – простор. Пустишь, бывало, коня вскачь, мчишься по степи, дышится вольно, легко. А тут? Теснотища, дух нехороший идет. Нет, я бы тут жить не смог.

– Видно, есть в этом для них, московитов, своя сладость, – ответил кто-то из казаков.

Вот и постоялый двор – длинное, черное, покосившееся деревянное строение, до половины вросшее в землю, с приле – гающими к нему различными хозяйственными пристройками.

Всадники медленно пробирались по непролазной грязи, боясь попасть в яму, так как уже стемнело и дорогу было плохо видно. Подъехав вплотную к изгороди постоялого двора, не слезая с коней, застучали в ворота. Лазарька Тимофеев кри – кнул: «Эй, хозяин, выходи!» – и сильно постучал рукоятью плети по воротам. Ответа не последовало. В доме как будто все вымерло, только где-то внутри двора, тявкнув, протяжно завы – ла собака.

– Может, мы не туда попали, – высказал предположение один из казаков.

– Эй, хозяин, принимай народ на ночлег, – рявкнул во всю свою глотку Лазарька.

В одном из маленьких окон постоялого двора вздули лучину и замелькал огонек. Заскрипела дверь, на крыльцо прошаркал небольшого роста сгорбленный мужчина и крикнул хриплым голосом: «Кто там так поздно? – и пробурчал: – Шатаются тут всякие тяпоголовы».

– Не боись, хозяин, открывай, не тати мы, а донские казаки! Открывай, хорошо заплатим, – ответил Лазарька.

Горбатый подошел к воротам, вгляделся в путников и, убе – дившись, что это, действительно, казаки, сказал:

– Только, казачки, пуховых перин вам не обещаю, припо зднились вы, ребята, все места в ночлежке заняты, но крепкое вино будет и поесть найдем, сегодня только скотину осве – жевали.

– Открывай, хозяин, что уж там! Было бы где прилечь да охапка соломы. Мы не бояре, переспим, а то, что винцо есть и закуска хорошая, за это заранее спасибо, при расчете не обидим.

Хозяин резко выдернул закладку в воротах, отгоняя лающих псов и, прежде чем впустить казаков во двор, потребовал: