Львов внимательно выслушал Разина, улыбнулся, затем пригласил атамана и его есаулов за стол, где уже были наполнены кубки с вином. Пока казаки рассаживались за столом, князь-воевода как бы между прочим спросил:

– А что же ты, Степан Тимофеевич, молчишь насчет морских лодок и пушек? Ведь ты возвращаешься на Дон, они тебе ни к чему.

– Это ты правильно говоришь, Семен Иванович. Мол, они вроде нам бы и не нужны, но если посмотреть с другой стороны, то необходимы.

– А зачем? – живо заинтересовался князь.

– Перво-наперво, для защиты от татар, когда по степи пойдем от Царицына до Паншина, а также для обороны от крымских и азовских людей. Все же идти с добычей будем, и охотников до чужого добра немало найдется, – пояснил Разин.

– А вдруг, ты новый поход затеешь? – хитро прищурившись, спросил воевода.

– Устали мои ребята для нового похода: домой хотят.

– Тогда почему лодки и пушки не отдаешь?

Степан побагровел лицом, желваки заходили на скулах, в глазах заиграли злые огоньки, но сдержал себя и ответил:

– Нашто, нашто! Я ж тебе сказал, князь, нашто!

– Коли нужны пушки для защиты от татар, – нажимал воевода, – тогда возьми четыре медных, шестнадцать железных затинных, а все лишнее отдай, а также сдай нам тринадцать стругов морских. А взамен возьми мелкие речные суда.

– Добре, – согласился Степан после раздумья, радуясь в душе, что князь не упоминает о товарах, отобранных у персидского купчины под Астраханью, а также о пленных, захваченных в Персии и Туркмении.

Князь Львов взял в руки кубок с вином, подмигнул Степану Разину:

– За здоровье персидской княжны!

Степан сменился в лице и промолчал.

– Что же ты, атаман, не похвалишься своей ясыркой?

«Пронюхал все-таки и про княжну» – подумал про себя Разин, а Львову ответил:

– Об этом буду говорить с самим воеводой, – и тут же спросил с любопытством: – А где же сегодня воевода Прозоровский?

Князь Львов переглянулся с дьяком Игнатием, затем ответил:

– Иван Семенович сегодня приболел и сам прийти не смог, поэтому все дела с вами поручил вести мне.

Казаки и астраханское начальство, увлекшись делами, забыли про накрытый стол, к вину никто не притрагивался.

Наконец, Львов, опять подняв кубок, произнес: – Давайте, все-таки, выпьем по чарке, тогда и легче дело решить, – и первый выпил крепкого вина. Его примеру последовали остальные.

Иван Черноярец, перекусив после первой чарки и вытерев усы рукавом, заговорил:

– Наше войско бьет челом перед воеводой Иваном Семеновичем Прозоровским и просит позволить нам послать станицу в Москву, чтобы принести вины казацкие своему великому государю.

Услышав о станице в Москву, князь Львов поморщился так, будто съел что-то кислое, затарабанил пальцами по столу, заерзал на лавке: по всему было видно, что затея атамана со станицей воеводе не нравится.

Подумал про себя князь: «Еще воров там, у государя, не хватало». Но делать было нечего, в споры вступать с казаками из-за станицы у воеводы в планы не входило. Он ответил:

– Что ж, об этом я сообщу Ивану Семеновичу, – и опять подумал: «Пусть едут, а за это атаман может мне посулы хорошие отвалить» – и скосил глаза на два туго набитых сундука, стоящие у двери.

Перехватив жадный взгляд воеводы, атаман обратился к Черноярцу:

– Не пора ли нам, Иван, одарить посулами наших астраханских начальников?

– Пора, Степан Тимофеевич, пора! – и, встав с лавки, заспешил к сундукам.

Черноярец достал из них дорогие товары, меха, украшения, золотую и серебряную посуду и стал одаривать приказных людей. Те жадными глазами следили за раздачей подарков, завидуя друг другу.

Князя и дьяка Игнатия Разин одарил сам лично. Два тюка аксамита и зарбафа, горлатную шапку с узорочьями атаман положил перед воеводой и прошептал ему почти на ухо: