У Милы в трёхкомнатной квартире была своя комната, там стоял письменный стол с выдвижными ящиками, застеклённый книжный шкаф с полными собраниями сочинений классиков, раскладной диван. Вся обстановка говорила не только о достатке, но и о вкусах хозяев. Тут цвет штор сочетался с цветом обоев, на полу лежал небольшой ковёр, а на подоконнике цвели алые герани. Я внимательно разглядела комнату и вздохнула:

– Везёт же некоторым! Отдельная комната! А мне приходится спать за занавеской в одной комнате с братом. Вечером он кричит, чтобы я выключала свет, а мне нужно уроки доделывать или хочется книжку почитать. Ругаемся с ним каждый день!

– Теперь допоздна можешь у меня уроки делать, здесь мы никому не мешаем, – Мила не скрывала радости, что я согласилась вместе заниматься и подтянуть её по нужным предметам. Усилия мои не пропали даром – у Милы в аттестате скромно выделялись две четвёрки среди остальных пятёрок. Теперь она не боялась вступительных экзаменов и мечтала оторваться от родителей.

Я тоже решила поступить в университет, только отец настаивал на том, чтобы я поехала в Москву. Наверное, я бы так и сделала, если бы подруга не предложила поступать в Новосибирский университет. Когда я увидела проспект этого престижного вуза и снимок городка среди сосен и берёз, я влюбилась с первого взгляда. Красиво и далеко от родителей!

Так мы с Милой оказались в Новосибирском Академгородке и подали документы в университет, правда, на разные факультеты, я на иняз, она на экономический. Конечно, Миле пришлось нелегко. Мать закатила истерику, кричала и плакала, пытаясь оставить дочь дома. И только отец, мудрый и любящий, понял, что пришла пора отпустить девочку в самостоятельную жизнь.

А жизнь, как известно, непредсказуема, она подбрасывает свои сюжеты. Милене не хватило одного балла, чтобы стать студенткой дневного отделения. Она решила учиться на вечернем, куда её зачислили с набранными баллами, и предварительно договорилась с начальником почты, что её возьмут туда работать. Куда там! Мама забросала её телеграммами с требованием вернуться немедленно домой и каждый день или через день вызывала на переговоры. Мила продержалась два месяца. Она уже устроилась на работу и нашла общежитие, когда получила очередную телеграмму:«Срочно выезжай! Мама лежит в больнице. Отец.»

Ей ничего не оставалось делать, как уехать к родителям. О самостоятельной жизни теперь можно и не мечтать.

Я провожала Милу на вокзале и сдерживалась, чтобы не расплакаться. Я в семнадцать лет считала себя взрослой и не позволила бы родителям в приказном порядке вернуться домой, а Мила, поздний и единственный ребёнок, поступить с мамой так жестоко не могла. Да и выбора у неё не было, папа с телеграммой не мог обмануть. В ноябре уже выпал снег, и мы стояли на перроне, взявшись за руки, замёрзшие, в лёгких ботиночках и демисезонных пальто. А снежинки падали на наши лица, превращаясь во влагу, и не поймёшь, где слёзы, а где вода. Расставаться всегда трудно. Я в Сибири осталась совсем одна…

– Маша, ты о чём задумалась?– Марина дотронулась до моего плеча. – Не нравится мне твоё грустное лицо! У тебя сегодня свадьба!

– Да вспомнилось мне, как я попала в Сибирь. До революции сюда ссылали, а я добровольно приехала! Ехали с подругой, только она вернулась домой, а я, похоже, проживу тут всю жизнь. Саша – он ведь коренной сибиряк! И родственники его живут не далеко от Байкала. Он мне как-то сказал, что маму, когда она пойдёт на пенсию, к себе заберёт. Чтобы я готова была жить со свекровью. Чудной! До старости далеко, зачем загадывать?