– А что же, по-вашему, является символом нашей родины?

– Трущобы Марсонвиля и дворцы пригорода, бараки химического концерна «Фроман», Марсонвиль-авеню, богатство и нищета, высокий уровень производства и низкий уровень потребления.

– Да, вы действительно красный, Роггльс!

– Скорее розовый, – парировал Роггльс и рассмеялся. – Однако я вижу, вы с успехом «Скотч» заменили русским коньяком.

– Здесь нет шотландского виски, к тому же русский коньяк не хуже, – согласился Эдмонсон. – А что, если нам действительно пойти посмотреть балет?

– Могу доставить вам это удовольствие, у меня свободен один билет.

– Я мог бы обойтись, Роггльс, и без вашей любезности…

– Каким образом?

– Купить билеты у перекупщика, переплатить…

– Положительно, Эдмонсон, вам не хватает знания России. Здесь частнокапиталистическая инициатива – преступление, бизнес наказуем законом. Близкий нам по детским рассказам рождественский мальчик, сделавший свой первый бизнес на коробке со спичками, здесь попал бы в лагерь малолетних преступников!

– Холодная, непонятная страна, – проскрипел Эдмонсон, прижимаясь спиной к деревянной обрешетке отопления. – Холодная… – еще раз повторил он и, подтянув портьеру, отгородился ею от окна.

Большой театр в 1950-е годы

Искусно подсвеченные с внутренней стороны колонны Большого театра спокойно и величаво несли на себе портик с квадригой Аполлона. И здесь колючий ветер с мелкой снежной пылью бил прямо в лицо. Казалось, что колесница Аполлона мчится вперед, вздымая снежную пыль.

Под портиком театра, как река, тек шумный людской поток. Прижавшись к колонне, чтобы не мешать движению, девушка в нетерпеливом волнении озабоченно всматривалась в оживленные лица празднично настроенных людей. На большом циферблате уличных часов минутная стрелка вздрогнула и упала с двенадцати, было пять минут восьмого.

Прошло еще десять минут обидного, томительного ожидания. Девушка с досадой вынула из сумочки два билета. Решив продать один из них, она хотела оторвать билет, но была атакована сомкнутым строем любителей балета:

– Девушка, вы продаете билет?

– Девушка, я подошел первый!

– Девушка, этот гражданин лжет! Его здесь не было! – решительно заявило грудное контральто и, энергично работая локтями, протиснулось ближе.

Девушка растерялась, но на помощь ей пришла та, кого она ждала, – высокая яркая блондинка в розовом шерстяном капоре и меховой шубке:

– Красуля, ты, кажется, собираешься продать мой билет?!

– Ох, Люба, меня тут чуть не растерзали! – сразу повеселев, сказала она, пробиваясь вместе с подругой к главному входу.

– «Красуля»?! – уничтожающе фыркнуло контральто и также энергично бросилось к другой группе добывать билет.

С трудом прокладывая себе дорогу в плотной массе людей у входа в театр, мрачно настроенный Джентльмен пера едва поспевал за Роггльсом.

Первый акт балета на Эдмонсона не произвел большого впечатления, но второй акт взволновал его, он расчувствовался и, направляясь в буфет с Роггльсом, интересовался народными истоками «Лебединого озера».

Глубокая, волнующая музыка, исполнительское мастерство и поэтическая одухотворенность балета привели Эдмонсона в состояние внутреннего смятения. Он почувствовал всю тоскливую обыденность своих повседневных интересов и особенно остро понял, что годы уходят и молодость, в борьбе за свое место под солнцем, растрачена глупо и по пустякам.

Бокал холодного искристого вина освежил Эдмонсона, второй бокал настроил его на философский лад:

– Знаете, Роггльс, – сказал он, – я, быть может, пьян, но… Не важно. Я хочу сказать, Роггльс, что у меня давно выработался иммунитет против вируса идей войны, я средний мыслящий марсонвилец. – Эдмонсон протянул свой бокал буфетчице и, получив полный, взял Роггльса под руку и отвел к окну.