– Ольга, – сказал дядя Костя укоризненно.

– Чуть что, сразу Ольга! – с готовностью парировала та, и теперь уже на мамино лицо нашла тень озабоченности.

– Так, – повторил дядя Костя звучным баритоном. – Нужно как-то начать излагать эту длинную историю… Лена, у тебя есть что-нибудь выпить?

– Водка, вино, пиво, – сказала мама.

– Выноси все.

Мама ушла на кухню, а дядя Костя посмотрел на тетю Олю совершенно неподобающим его стати затравленным взглядом и спросил:

– Чего вы там делали, на чердаке?

– Цаловались да обнимались! – объявила моя прекрасная великанша и захохотала.

Дядя Костя переместил взор на меня, и я, в сотый уже раз за день залившись краской, поспешно ответил:

– Тетя Оля рассказывала мне историю про привидение.

– Помнишь тот случай с Диомидовым, на «Кракене» в сто тридцать девятом? – спросила тетушка.

– А-а, – протянул дядя Костя. – Мне, кстати, так и не доложили, чем закончилось.

– Мне тоже, – буркнул я.

– Все потому, что Шахразаде никак не дают закончить дозволенные речи, – кротко заметила великанша. – Все перебивают…

Мама вернулась, катя перед собой столик с бутылками, бокалами и огородной зеленью в маленькой корзинке.

– Мне вино, – сказала тетя Оля. – Что это? «Шато Бомон» урожая сто тридцатого года? Уой… о-бо-жа-ю! А это зачем?! Кто здесь трескает эти луковицы?

– Я трескаю, – промолвил я застенчиво.

– Ну и вкусы же у некоторых…

– Все пиво мне, – сказал дядя Костя. – И всю водку. А сами пейте что хотите.

– Ты ставишь нас перед трудным выбором, – с иронией произнесла мама.

Дядя Костя налил себе полный бокал водки (тетушка следила за ним с ужасом и восторгом, а мама – просто с ужасом). Затем он смерил меня оценивающим взглядом, набулькал в пустой бокал вина до половины и подтолкнул в мою сторону. Я посмотрел на маму. Теперь ее лицо сделалось обреченным.

– Не люблю вино, – сказал я.

– Я тоже, – проговорил он, в три глотка опустошил свою емкость и зажмурился.

Тетя Оля крякнула и наморщила нос.

– А я плу-оддера-а-а узнаю-у-у по походки-и-и, – пропела она непонятную фразу.

Дядя Костя не глядя нашарил в вазе перед собой лимон, подкатил к себе, так же на ощупь ухватил нож и двумя ударами развалил плод на четыре доли, каждую из которых с незначительными интервалами отправил в рот вместе с кожурой.

– Не вздумай повторять за мной, приятель, – сказал он невнятно.

Я закрыл глаза и сделал глоток. Вино пахло дубовой пробкой и ею же отдавало на вкус. Кроме того, оно показалось мне неприятно теплым и вяжущим, словно его делали из недозрелого винограда.

– Сева, – сказала мама. К своему бокалу она даже не притронулась. – Нужно тебе знать, что ты мой сын, но я тебя не рожала.

– Угу, – сказал я, больше занятый новизной ощущений.

– Ты мне не родной сын, – продолжала мама. – Я тебя нашла.

– В капусте? – уточнил я.

– В капсуле, – ответила мама.

– Даже созвучно, – ввернула тетя Оля и одобряюще улыбнулась мне.

– Не родной? – переспросил я, и до меня наконец дошел смысл ее слов.

Все молчали и глядели на меня. А я все еще не понимал, какой реакции они от меня ожидают.

– И что? – осторожно спросил я. – Ты хочешь меня отдать? Этим… родным и близким? Мне что, придется уйти от тебя?

– Да нет же, дурачок, – сказала мама и вдруг заплакала. Второй раз за последние дни.

– Ленка, перестань! – сказала тетя Оля. – Это тебе не идет. А ты, – обратилась она ко мне, – тоже не говори ерунды. Ты просто не понимаешь…

– Он все правильно понимает, – заступился за меня дядя Костя. – Это только в мыльных операх герой от таких слов вначале падает в обморок, а потом бьет посуду и уходит в горы. У парня здоровая, устойчивая психика. Первый удар он принял достойно, дай бог каждому…