– А, да черт с ними! – махнул рукой Петров. – Надоели.
А вот этого, таких жестов, такой легкости Устьянцев позволить себе не мог. Не получалось. Женщины завораживали его. И хотя он знал, что Петрова они тоже завораживают, однако, знал и другое: Петров позволял себе некоторую небрежность по отношению к ним, легкое подразнивание и даже временами легкое презрение. И ему все сходило с рук. Больше того – тем сильней он привлекал к себе женщин.
– Не скажи, Владик, – возразил Юрик Устьянцев. – Одна из них очень даже хороша.
– Которая? – Петров обернулся и небрежно посмотрел на девушек. Обе они сразу опустили глаза.
– А вон та, с косичками, как с нимбом, вокруг головы. С голубым шарфом на шее.
– Уже присмотрел себе поменьше? – усмехнулся Петров.
– Причем тут поменьше? – обидчиво протянул Устьянцев. Условно обидчиво, конечно.
– А при том, что поменьше – она и в самом деле ничего. А вон та, с длинным носом, она, конечно, мне?
– Не говори пошлости, товарищ Петров. Ты же мастер живого великорусского слова! Они обе съедают взглядом тебя.
– Выбирай любую, но про ранжир не забывай. Так, что ли? – усмехнулся Петров. – Ладно, чего не сделаешь для друга… – Он поманил пальцем Клаву-Клавдию.
На этот раз роскошная эта женщина не заставила себя ждать. А чего? Эти два парня определенно нравились ей. Даже если они не журнал исты, а трепачи – все равно. Хорошего человека, который не жаден на деньги, его за версту видно.
– Клавочка, – спросил Петров, – надеюсь, в вашем заведении найдется бутылка холодного шампанского?
– Шампанское найдется, – кивнула Клава-Клавдия, – вот насчет холодного – не знаю, ребята.
– Понимаете, двум нашим давним подругам, актрисам кино, очень душно, по-моему. Угостите их холодным шампанским. Разумеется, за наш счет.
– Актрисы кино? Где? – удивилась Клава-Клавди́я.
Петров кивнул на столик, где сидели девушки. Они как будто чувствовали, что разговор идет о них. Как-то притихли, присмирели.
– А, эти… – понимающе протянула Клава-Клавди́я. – Значит, так, ребята, бутылку шампанского этим девочкам за ваш счет?
– Так, Клавдюша, – согласился Петров.
Клава-Клавди́я не усмехнулась, но некое подобие усмешки коснулось ее губ. Впрочем, она ребят на осуждала. Она все понимала. Она знала жизнь.
Потом шло время, они как будто продолжали вести разговор, на самом деле Юрик комментировал события:
– Та-ак… Подошла к ним… Немного удивлены… А как хороши обе, ах, хороши… Та-ак… Та из них, с косичками, смотрит сюда, вот и вторая…
На этом месте Юрик не выдержал, широко улыбнулся им, помахал рукой.
– Но что это… Владик, они мотают головой… они не берут… они не хотят… Все, мы пригвождены к позорному столбу… Клавдюша несет бутылку обратно… Спокойно, Владик, без эмоций…
– Ребята, девочкам не жарко. Температура, сказали, вполне сносная, – Клава-Клавди́я улыбнулась нм как своим, без издевки. – И вообще, сказали, они от мужчин подарков не принимают.
– То есть шампанское не принимают? – Петров обернулся, посмотрел на девушек внимательно, заинтересованным взглядом. Девушки, конечно, опустили глаза. – А нельзя ли их, Клавочка, в таком случае пригласить к нам? Знаменитый журналист, а с фоторепортажа Юрий Устьянцев празднует сегодня очередной юбилей. Где же почитатели таланта? Где девушки, которые поздравят юбиляра? Пригласите их, Клавдюша. Как представителей народа!
И вдруг – надо же! – опять отказ: Клава-Клавди́я вернулась к ним ни с чем.
– За стол к мужчинам, сказали девушки, они не подсаживаются. Просят извинить, но таким манерам их не обучали.
– Чему их вообще учили? – Петров почувствовал, ситуация начинает интересовать его всерьез. – Ладно, придется пускать в ход дальнобойную артиллерию. Выводить из засады резервные полки. – Вы свободны, Клавочка. Во всяком случае – пока.