Я вдруг понял, что пришла ночь Юлана, праздника духов. Я должен принести что-нибудь своему отцу, может быть, каких-нибудь бумажных денег из Вонкока.
– Как это ты закончила, когда мы с тобой еще не развлеклись как следует? – донесся до меня мужской голос.
– Таким девицам, как ты, не следует дразнить нормальных людей на улице, – сказал другой мужчина и засмеялся.
Я посмотрел в их сторону и увидел китайскую девушку, стоявшую в тени, чуть в стороне от станции. Ее облегающий чонсам в западном стиле и яркий макияж четко выдавали профессию. Два англичанина преградили ей путь. Один пытался обнять ее, а она пыталась отстраниться.
– Пожалуйста! Я очень устала, – просила она на английском, – может, в следующий раз.
– Прямо сейчас, не будь идиоткой, – уже ожесточенно сказал первый мужчина. – Мы тут ничего не обсуждаем. Пошли, и делай то, что нужно.
Я подошел к ним.
– Эй!
Мужчины повернулись и посмотрели на меня.
– В чем дело? – продолжал я.
– Тебя это совершенно не касается.
– Думаю, что это меня касается, – сказал я. – Как вы обращаетесь с моей сестрой?
Сомневаюсь, что кто-либо мне поверил. Однако пять лет работы с тяжелым машинным оборудованием сделали мое тело внушительным и крепким. Они оценили мой вид, лицо, руки, испачканные машинным маслом, и, скорее всего, решили, что не стоит людям из приличного общества связываться с ничего не значащим китайским инженером.
Проклиная меня, они отошли к очереди на вагонетки до пика.
– Спасибо! – сказал она.
– Сколько ж времени прошло, – сказал я, посмотрев на нее.
И чуть было не добавил: «Прекрасно выглядишь». Но промолчал. Она выглядела уставшей, изможденной и нервной. Резкий запах ее духов неприятно ударил мне в нос.
Но я ничуть не осуждал ее. Роскошь осуждать кого-то могли позволить себе только те, кому не нужно было выживать.
– Пришла ночь праздника духов, – сказала она. – Не хотелось больше работать. Нужно подумать о моей матери.
– Пойдем сделаем подношения вместе? – предложил я.
Когда мы переправлялись на полуостров Цзюлун, легкий бриз над водой оживил девушку. Она намочила полотенце горячей водой из чайника, который нам принесли на пароме, и стерла свой макияж. Я почувствовал легкий оттенок ее естественного запаха: как всегда свежего и волнующего.
– Прекрасно выглядишь, – сказал я, действительно имея это в виду.
На улицах Цзюлуна мы купили выпечку, фрукты, холодные пышки и приготовленного на пару цыпленка, ладан и бумажных денег. Мы рассказали друг другу о том, что произошло с нами в последнее время.
– Как охота? – спросил я. Мы оба рассмеялись.
– Я так хочу снова стать лисой, – сказала она, рассеянно вгрызаясь в куриное крыло. – Прошло совсем немного дней после нашей последней встречи, когда я почувствовала, что магия совсем оставила меня. Я не могла больше превращаться.
– Как жаль, – сказал я, не зная, чем ее утешить.
– Моя мать научила меня любить людскую жизнь: одежду, еду, народную оперу, старинные истории. Однако она никогда от них не зависела. Когда она желала того, преображалась в свою истинную форму и шла охотиться. Но теперь, в этом виде, что я могу? У меня нет когтей. У меня нет острых зубов. Я даже не могу быстро бегать. У меня осталась только моя красота – то, за что ты со своим отцом убили мою мать. И теперь я живу именно тем, в чем однажды вы лживо обвинили мою мать: я приманиваю мужчин за деньги.
– Мой отец тоже умер.
Похоже, что после моих слов в ее голосе стало меньше горечи.
– Что случилось?
– Он, как и ты, чувствовал, что магия покидает нас. И не смог это вынести.
– Прости.
Я понял, что теперь она тоже не знает, о чем еще можно говорить.