18. Куда бы мы ни полетели, кто-то успел побывать там до нас.


19. Путешествовать медленно. Всю важность этого я впервые осознал, когда ехал по Бергенской железной дороге. Мне было тринадцать, я поехал навестить тетю. Так получилось, что меня отправили одного, и у меня не было с собой ни музыки, ни книги. Какое мучение для неусидчивого подростка, подумаете вы – и будете неправы. В те времена я был весьма усидчив. Когда у вас полные руки песка, вы далеко не сразу замечаете, как быстро он утекает сквозь пальцы. Итак, мы имеем усидчивого подростка. Но этот подросток ни разу в жизни не оказывался в ситуации, когда ему совершенно нечем заняться.

Поначалу мне это пришлось по душе. Я откинулся в кресле и наблюдал, как исчезает вдали городская застройка. Я был предоставлен самому себе – и пожилому мужчине, который спал на соседнем месте. Вскоре я обратил внимание на негромкое ритмичное посвистывание – оно раздавалось то ли из полуоткрытого рта, то ли из длинного морщинистого носа. Мне представилось, что именно так выглядит умирающий слон. Приложив усилие, я отвлекся от соседа и обратил взгляд на пейзаж за окном. Заняться было нечем. Ни прогуляться, ни почитать, ни подумать. Лишь разглядывать мир, проплывавший в прямоугольнике окна, словно на конвейере. Дома, поля, заводские трубы, железнодорожные переезды. Они появлялись и исчезали, помигивая, как будто я переключал каналы с помощью пульта. Бонусный материал: история о Норвегии.

Очень скоро до меня дошло, что расстояние работает как кривое зеркало: чем сильнее менялся пейзаж за окном, чем безлюднее он становился и чем нагляднее отражал наступление осени, тем отчетливее я ощущал, что и сам становлюсь другим. Я уже не был тем человеком, который страдал бессонницей, не ладил с одноклассниками и вел бесславную половую жизнь. В этом моменте, между журчащим ручьем и приподнятой завесой тумана, возник новый, усовершенствованный я. Если бы поезд остановился и я смог сойти, я в любой момент начал бы совершенно новую жизнь – горца, отшельника, святого, чье тело натерто пеплом, а борода спускается ниже пояса. Я мог бы.

Расстояние произвело во мне перемены, и они, хотя и оказались преходящими, подействовали быстро, как внутривенная инъекция. Торопиться было некуда. У меня не было ни малейшей возможности повлиять на эту поездку. Мне пришлось согласовать свой биологический ритм с железнодорожными путями. Я не мог разделить время пути на рабочие интервалы, не мог потратить его с пользой или впустую, как время урока или обеденного перерыва, у него не было направления и никакой иной цели, кроме как попасть из пункта А в пункт Б. Это было все равно что разглядывать корочку хлеба так долго, что она начала плесневеть у меня на глазах.

Позже я много путешествовал на поезде и всегда помнил того растерянного подростка. Я надеюсь, это помогает мне не использовать поездку как средство убить время.


20. Когда я рассказываю о своих путешествиях, люди всегда реагируют одинаково. У тебя, наверное, полно сувениров со всего света, говорят они.

Ни одного, отвечаю я. Для меня путешествие – это упражнение в отречении от всего лишнего. Единственное исключение – открытки. Их я отправляю сразу, они меня не отягощают, не занимают место в багаже. Если мне непременно хочется что-то из путешествия запомнить – определенный перекресток, или памятник, или выражение лица, – я описываю это на открытке и отправляю ее себе домой. А запомнив текст с открытки наизусть, я вкладываю ее в книгу, которую отдаю в букинистический магазин. И я снова свободен.