– А ты умеешь все делать?

– Я научусь.

Научится она. Можно подумать, ему от нее что-то нужно. Черт. Вот как можно было влезть во все вот это дерьмо? Она еще что-то говорит, но он ее не слышит, у него перед глазами совсем другое лицо и запах другой, и волосы другие на ощупь мягкие, не тронутые краской. Недосягаемым чем-то пахнет, с другой планеты, там, где такие убогие, как он, не ходят. Нет. Он не о бабках сейчас, у Вадима разные телки были. В основном богатенькие сучки с вечеринок, жаждущие приключений на свою прокачанную и слегка не похожую на собственную фотку в инсте задницу. Крутые тачки, кокс, выпивка. Ему давали всегда.

Он не просил. Он просто брал. А эту не то что не возьмешь, на эту смотреть нельзя. Не позволит. Может, это заводило. Черт его знает, что именно в ней так будоражило. Так по венам кровь подгоняло и вызывало адское, нестерпимое возбуждение до боли в яйцах и желание спустить.

Его еще в первый раз в подъезде торкнуло. Она по лестнице шла, и он сверху смотрел, как поднимается, и в такт каждому шагу у нее грудь под блузкой колышется, из-под темного шелка видно краешек черного кружева, и колени, затянутые черными колготками, мелькают в разрезах узкой юбки. А еще волосы. Очень густые. Пышные, как с обложки журнала, прядями на плечи падают.

Она, как глянцевые женщины с плакатов или рекламных роликов, недоступные своей красотой, стилем, элегантностью. Чистотой от нее пахнет, правильностью и сексом. Не таким, как с малолетками, а тягучим, вязким, животным. И какое-то зло разобрало, что вот такая никогда на них не посмотрит. Вот такая, как эта сучка из иного мира. Где отбросам общества и детям алкашей и неудачников делать нечего.

Вадим сам не знал, какого хрена ей дорогу преградил. А в лицо ее посмотрел, и все, и больше уже ничего не видел. Его током ударило от этого презрительного холода в ее глазах. Очень красивых глазах.

Ему захотелось всю эту высокомерную идеальность закатать в грязь. Ненависть какая-то черная поднялась, что ходят вот такие. Живут. Улыбаются. Трахаются с богатенькими. Шлюхи иного уровня. Не для таких, как он или Никон с Гуней. Попугать захотелось, спесь сбить, страх в глазах увидеть… а потом их руки на ее бедра опустились, и все, и его как током шибануло. Он Гуню за шкирняк схватил, и в этот момент у нее сотовый зазвонил. Мир, сука, тесен, он до такой степени оказался тесен, что Вадим чуть истерически не расхохотался, взглянув на дисплей и увидев миниатюрную фотографию на входящем. Мама его девушки. Не то, чтоб девушки, и не так, чтоб его, но мать вашу, почему? Почему из всех в этом гребаном мире она оказалась матерью малолетки, которая вешалась Вадиму на шею, и которую тот банально не слал подальше из жалости, и чтоб была, как говорится. Вроде понравилась. Но не так, чтоб очень, не так, чтоб замутить что-то. Поцеловал пару раз, потрогал. Черт дернул. Она весь сотовый оборвала потом. Он даже не знал, где она живет и как ее фамилия. Тусили пару раз в одной компании, один раз у него дома были, и то на такси ее посадил ближе к полуночи, чтоб свои не нажрались водкой и не трахнули.

***

Есть такой тип девчонок – смотришь и жалко, и на хер послать не можешь, и не стоит на них совершенно. Отойдет Вадим в сторону – ее Никоша точно поимеет, тот еще козлина, член никогда на замке не держит и любит после друга баб подбирать. Иногда в самом прямом смысле этого слова.

Вадим тогда в берлогу свою добрался на моте, так и не уснул до утра. О матери ее думал. О том, как пахло от нее сочным женским телом, о волосах ее мягких и ногах очень длинных, стройных. Сам не понял, как руку в штаны сунул и, прислонившись лбом к кафелю душевой кабинки, яростно двигал ладонью по вздыбленному члену, пока не кончил на пол и себе на руки.