Кароль закатала рукава рубашки, сняла обувь, закрыла глаза и подставила лицо ветру и ласковому осеннему солнцу. Мило смотрел на нее с причиняющей боль нежностью.

Как и его самого, жизнь не пощадила Кароль. Ей едва исполнилось пятнадцать, когда ее отчим получил пулю в голову во время налета на его продуктовую лавку во время злополучных бунтов, охвативших бедные кварталы города в тысяча девятьсот девяносто втором году. После этой драмы она играла в прятки с социальными службами, чтобы не попасть в приемную семью, предпочитая скрываться у Черной Мамы, бывшей проститутки, копии Тины Тернер, с которой потеряли девственность половина парней Макартур-парка. Кароль кое-как продолжала учебу и подрабатывала: официантка в «Пицца-хат», продавщица дешевой бижутерии, администратор на заштатных конгрессах. При этом она с первого раза поступила в школу полиции, в двадцать два года уже работала в Департаменте полиции Лос-Анджелеса и преодолела первые ступени карьерной лестницы с удивительной быстротой. Сначала офицер, затем детектив и вот уже несколько дней – сержант.

– Ты давно говорила с Томом по телефону?

– Я отправляю ему по два сообщения в день, – ответила Кароль, открывая глаза, – но в лучшем случае получаю лаконичные ответы. – Она сурово посмотрела на Мило: – Что мы сейчас можем для него сделать?

– Прежде всего, не позволить ему убить себя, – ответил он, доставая из карманов пузырьки со снотворными и транквилизаторами, которые ему удалось тайком взять.

– Ты понимаешь, что во всем происходящем есть и доля твоей вины?

– Я виноват в том, что Аврора его бросила? – удивился Мило.

– Ты отлично знаешь, о чем я говорю.

– Значит, я виноват в том, что случился мировой финансовый кризис? Это я виноват, что Мейдофф украл пятьдесят миллиардов долларов? И потом, ответь мне честно: ты-то что думала об этой женщине?

Кароль бессильно пожала плечами:

– Я ничего не знаю, но уверена в том, что она не для него.

Вдали на дамбе вовсю веселилась ярмарка. Крики детей смешивались с запахами сахарной ваты и яблок на палочке в красной карамели. Парк аттракционов с колесом обозрения и американскими горками был выстроен прямо на воде рядом с островом Санта-Каталина, который был виден сквозь легкую дымку.

Мило вздохнул:

– Боюсь, никто так никогда и не узнает, чем закончилась «Трилогия ангелов».

– Я знаю, – спокойно ответила Кароль.

– Ты знаешь конец истории?

– Том мне рассказал.

– Правда? Когда?

Взгляд Кароль затуманился.

– Давно, – расплывчато сказала она.

Мило нахмурился. К удивлению добавилось некоторое разочарование. Он считал, что знает о жизни Кароль все. Они виделись практически каждый день, она была его лучшим другом, его единственной настоящей семьей и – хотя он отказывался это признавать – единственной женщиной, к которой он испытывал романтические чувства.

Он посмотрел на пляж, но мысли его были далеко. Как будто в телесериале, несколько смельчаков скользили по волнам на сёрфах, тогда как спасательницы с телами богинь наблюдали за океаном со своих деревянных вышек. Мило смотрел на них, но не видел, потому что не сводил глаз с Кароль.

Их соединяла сильная привязанность, уходящая корнями в детство, скрещенная со стыдливостью и уважением. Хотя он ни разу не осмелился выразить свои чувства, Мило никогда не выпускал Кароль из виду и беспокоился за нее из-за опасной профессии. Она об этом не подозревала, но вечерами Мило случалось сесть в машину и отправиться ночевать на парковку перед ее многоквартирным домом просто потому, что он чувствовал себя увереннее, находясь рядом с ней. Правда была в том, что больше всего на свете Мило боялся потерять Кароль: пусть он и сам до конца не понимал, что именно он вкладывал в этот глагол: боязнь, что она попадет под поезд? Что ее подстрелят, когда она будет арестовывать преступника? Или – и это куда больше похоже на истину – что ему придется смириться, увидев, как она расцветает в объятиях другого мужчины?