Так было в прошлом году. И вот я снова в поезде, трясусь в расхлябанном вагоне. В Москву! В Москву!
III
Была ещё одна встреча с ненаглядной моей Кирой. Мы возвращались с Тасей из отпуска. Тася всё уговаривала, чтобы поехать с вокзала на вокзал и не задерживаться ни на час в первопрестольной. Только ведь ей переубедить меня ещё не удавалось никогда. Снова едем к моим дядьям в Обухов, на Пречистенку.
Ну вот наконец знакомый переулок. Извозчик остановился на углу. Вместе с Тасей я поднимаюсь наверх, а самому не терпится бежать туда, вглубь переулка… А что если будет снова знак судьбы? Вдруг снова она и я, одни на пустынном тротуаре? Но даже если нет, так хотя бы в окна загляну – может быть, почувствует, отодвинет занавеску, выглянет… Кира! Кира! Нет-нет, я не закричу. Даже камешек в окно не брошу… Так что же делать? Ах да! Нужен телефон.
Я в нетерпении, весь погружён в свои желания, в мечты, а Тася смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Кажется, вот-вот заплачет… Сейчас, сейчас, только дыхание переведу… Ты не мешай…
– Барышня! Тридцать два ноль семь… Да-да… Поскорей, пожалуйста… Да!.. Здравствуйте! Я Михаил, военный врач. Вы помните, вы не забыли меня, Кира?
В ответ слышу знакомый, бесконечно дорогой, но поразительно спокойный голос:
– Я? Как я могла забыть вас? Разве мы знакомы?
Такое впечатление, что это не она. То есть она, конечно, но совсем другая.
– Ну как же! Это было прошлой осенью… – пытаюсь напомнить ей, как всё это началось. – Мы шли по скучному, кривому переулку. Я помню, что не было в том переулке ни души. Я пристально следил за вами, пока вы шли, и понял, что нет никого прекраснее на свете. И долго мучился, не зная, как заговорить. И боялся, что вот уйдёте, а я никогда вас больше не увижу… Вы помните? Какое было счастье, когда всё же решился подойти!
– О чём вы?
Вот-те раз! Так Кира это или же не Кира?
– Неужели забыли про Карачев? Там где-то имение вашего отца.
Не помнит или всё же притворяется? Зачем?
– Я и рада бы вспомнить, если мы встречались. Но где?
– Да здесь, в Обуховом! – я уже начинаю сомневаться. – Впрочем, какая разница! Вы помните или же успели всё забыть?
– Допустим, помню, – то ли решила уступить, то ли намерена и дальше продолжать жестокую игру. – Так что же между нами было?
Я чувствую, что еле сдерживает смех. Ах, как же они любят подразнить влюблённого мужчину!
– Мне как-то неудобно вам напоминать?
– Ах так! – чувствую, что снова улыбается.
Пожалуй, стоит ещё раз попробовать.
– Как вы прекрасны, Кира!
– Ах, что вы… – я знаю, что лёгкий румянец появился на её щеках.
– Вот только сейчас я шёл по переулку мимо дома, но шторы были закрыты… – чуть слукавил.
– Я не люблю дневного света, вечерний сумрак успокаивает меня, – в голосе появляются печальные, волнующие меня нотки…
– Не знаю почему, но каждый раз, как выхожу на улицу, какая-то неведомая сила влечет меня туда, к вашему дому, и я невольно поворачиваю голову и жду, что хоть на мгновение мелькнёт в окне знакомое лицо…
– Не говорите так....
– Я, впрочем, понимаю, как надоел вам рой поклонников с бездарными, много раз повторенными комплиментами.
– О ком вы?.. О ком вы говорите? Всё не так.
– Но почему же вы одна?
Она ответила как-то напряженно и словно бы отводя глаза от телефонного аппарата в сторону. Да и ответ был немного невпопад:
– Моего мужа сейчас нет. Он вернулся с фронта и опять уехал. И матери его тоже нет.
– Так значит, мы можем быть вместе, как тогда?
– Михаил! Вы сознаете опасность, которой меня подвергаете? На что вы рассчитывали, когда позвонили мне?
– Я вас люблю, я звоню только для того, чтобы это вам сказать! Я люблю вас, Кира! Все эти долгие месяцы я мечтал о вас.