– Однако на корабле же дают спасательные жилеты?

– Мы с вами не в море.

– Черт побери! Мне кажется, что умеющих плавать все же больше, чем умеющих летать!

– Гражданин! – строго сказала стюардесса, – возьмите пакет на всякий непредвиденный случай и ждите ужина. Вы что больше любите – рыбу или мясо?

– Жизнь, – выдохнул Алексей Степанович, откинулся в кресле, положил газету на лицо и попытался уснуть, мысленно дав себе зарок больше никогда не летать на самолётах, вплоть до увольнения с работы.

Чудо все же свершилось, но какое-то порченное. Через два месяца Алексея Степановича отправили в командировку в Малайзию. Лететь ему предстояло восемь часов в один конец.

Тайна цветов для праздничной встречи

Праздник Победы – день памяти. Ефим Львович поднял трубку телефона.

– Алло, Фима. Ты меня слышишь? Как дела? Не забыл, что послезавтра – большой праздник. Приезжай к нам в гости. Мы с Капой будем очень рады, – звучал бодрый голос Семёна.

Семёну в этом году стукнуло восемьдесят пять лет. На фронт он попал почти в самом конце войны – в сорок пятом году, будучи ещё мальчишкой, но успел несколько месяцев послужить и даже получить медаль.

Ефим Львович был младше его на три года, поэтому ему повоевать не удалось. К другу он ездил не каждый год, и, честно говоря, был немного не готов к приглашению, хотя звонку очень обрадовался.

У Ефима Львовича были несколько другие планы, он собирался съездить на кладбище к своему отцу, но праздничная встреча намечалась через день, он успевал.

– Сёма, рад тебя слышать. Обязательно приеду, жди.

Ефим Львович собирался встать пораньше и отправиться на кладбище, но слишком поздно лёг спать. По телевизору до глубокой ночи шёл военный фильм, и встал Ефим Львович только в два часа дня.

Долго завтракал, читал газеты, которые исправно покупал каждый день вот уже пятьдесят с лишним лет. Потом они с женой сходили в магазин купить продуктов на праздники, и только к шести часам вечера он попал на кладбище.

Погода выдалась чудесной. Ласково пригревало майское солнышко, свежая изумрудная листва сияла девственностью и чистотой. На кладбище в этот вечер было на редкость тихо, людей не видно, и лишь лёгкий ветерок нежно перебирал седые кудри Ефима Львовича. Он даже подумал про себя: «Так тепло и приятно только в детстве бывало, когда мама тёплыми руками перебирала мои волосы». С этими мыслями он поправил оградку, посидел на скамеечке напротив памятника Льву Ефимовичу, поговорил с ним, посмотрел на часы.