***

Уютно устроившись в кресле, Лилечка старательно считала петли. Свитер для Савелия Петровича должен быть удобным и согревающим, остаётся довязать красиво оформленный реглан, переходящий в высокий тёплый воротник.

– Двадцать четыре, двадцать пять… Дзынь! Тьфу… – рассердилась Лилечка, бросая спицы.

Открыла дверь. На пороге стояла соседка Анна Михайловна.

– Лиля! Нет ли у тебя английской булавки? Не могу у себя найти. Штору в комнате сына заколоть. Порвалась.

– Заходи, соседушка, булавок множество, выбирай любую. Впрочем, возьми эту, – улыбнулась Лилечка, подавая злосчастную булавку, уколовшую Савелия Петровича. – Чаю выпьешь?

– Нет-нет, – заторопилась Анна Михайловна. – Дел по горло.

Анна Михайловна вышла замуж поздно. В тридцать четыре года родила сына. Роды были тяжёлыми. Ванечка родился слабеньким, много болел. Анна Михайловна души не чаяла в родном дитятке, и заранее ненавидела свою будущую невестку. Баловала сыночка, кормила только телятинкой да курочкой с местного рынка, при первом же чихе ставила на уши всех врачей, возила своё чадо на море, водила по музеям – в общем, всю душу вложила в отпрыска.

Ванечка рано начал интересоваться девочками, но маме старался о своих увлечениях не рассказывать. Когда Анна Михайловна обнаружила в ящике письменного стола порнографические картинки с отвратительными девицами в извращённых позах, пришла в ужас. Записала сына-балбеса на плавание, но сынок успевал везде: и спортом заниматься, и с девочками дружить.

Сначала Ваня влюбился в одноклассницу, потом поступил в институт и с однокурсницей закрутил долгосрочный роман, длившийся четыре года. Анна Михайловна случайно вернулась домой пораньше и обнаружила в своей спальне Ванечку с девушкой Светой: абсолютно голых, в интересной позе. Многоэтажный дом вздрогнул от звериного крика, когда Анна Михайловна вытаскивала Светочку за длинные локоны из кровати любимого сыночка. Ваня попытался заступиться за девушку, но маманя огрела его скалкой по широкой спине. Светочке Анна Михайловна сказала.

– Деточка, ещё не родилась та женщина, которая подойдет Ване. Так что, милочка, не думай, что с помощью постели ты сможешь отнять у меня сына.

Весь вечер Ваня слушал рыдания матери и выкрики, какой он есть подлец. Его растили, кормили, одевали, возили на курорты, а он посмел променять маму на какую-то белобрысую лахудру.

– Хотя бы предохраняйся, стервец, и подпись свою никуда не ставь! А впрочем, женись, женись! Сделай маму сиротой…

Поэтому маме Ваня не показывал Алёнку до последнего дня, лишь осмелился было, когда они с невестой подали заявление в загс.

Горе матери было беспредельно. Что же он в ней нашёл-то? Ножки тощенькие, ручки-прутики, глаза испуганной овцы. Гадюка пригрела сына на своей тощей груди. Однако свадьбе – не бывать!

Ваня ушёл из дома. Через два месяца свадьба всё-таки состоялась. Новоиспечённая свекровь скрепя сердце пришла на торжество, и теперь с тоской смотрела на молодых – раб божий Иван и страх божий Алёна. Горе горем, а с невесткой нужно наладить отношения, иначе можно навсегда потерять сына.

Анна Михайловна обладала огромным количеством уловок. Сняла отдельную однокомнатную квартиру для молодых в соседнем подъезде и уже знала, как изничтожить невестку. С помощью магии.

Первый же чёрный маг, попавший в поле зрения Анны Михайловны, оказался негром. Сей чудодей, как выяснилось невзначай, оказывал качественные услуги чёрной магии и колдовства секс-меньшинствам. Правда, воинственно настроенную маманьку сие обстоятельство не смутило. Анна Михайловна со словами: «Чтобы эта тварь от моего сынулечки отсохла», протянула чёрному-пречёрному магу булавку и фотографию невестки. Чужеземный ведун блеснул очами на чёрном-чёрном лице и горячо зашептал: «Я, как клоун морду корча, навожу на бабу порчу…».