– Надюша, Звоночек ты наш, подойди сюда, – с улыбкой позвал бригадир. – Видишь этого молодого красивого казаха? Он приехал с отцом тебя сватать, а вернее, выкупить за два ящика водки. Что скажешь?

– А почему именно меня? – с растерянной улыбкой спросила девушка.

– Они говорят, что ты веселая, быстро и хорошо работаешь.

– Надо же, как они оценили весёлость и трудолюбие, не многовато ли?! Однако вы с ума сошли, – Надежда вспыхнула от негодования и скрылась в своем вагончике.

– Да нет, это не я с ума сошел, а кто-то из ребят так неудачно пошутил!

Долго еще бригадир объяснял казахам, что у славян невест не продают и не покупают. Отец с сыном, по всей видимости, так и не смогли этого понять. Ребята, а особенно водитель Иван, местный немец, помогли им развернуться и уехать.

* * *

В конце июля поля стали такие красивые – глаз не оторвать. На засеянных участках уже разливался необъятный пшеничный океан. Ветерок, как ястреб, кружил над зеленым полем пшеницы; колосья, налитые зерном, не хотели подчиняться, выгибались бирюзовыми волнами, выпрямлялись, вставали стройными рядами, но ветер ни на минуту не оставлял их. Стебельки поворачивали свои головы, и, казалось, вот-вот волны поднимутся и выйдут из берегов.

Солнце сверху золотило их; девушки смотрели на живое поле, созданное своими руками, и чувство восторга и торжества наполняло их сердца. Многим вспоминались в такие минуты бессонные ночи, споры, первые костры в степи и первые борозды.

Девушки считали, что видеть результаты своего труда – ни с чем несравнимое блаженство. Может быть, именно оно помогало комсомольцам стиснуть зубы и не возмущаться, а работать, чтобы, в конце концов, увидеть главную свою награду – огромный урожай…

* * *

Начиналась уборочная страда – самое благодарное время в целинной жизни.

Приехало много командировочных: студенты, солдаты с машинами и комбайнами. Повсюду шествовал праздник, слышалась музыка. Каждый парень-механизатор был спасителем и героем, ребята все время торопили девушек и сами старались без потерь доставить урожай.

Целый день над полем слышался звонкий смех девчат и бравые реплики парней. Молодые, красивые, они хотели понравиться всем, сдвигали лихо кепки, щеголяли начищенными кирзовыми сапогами и с удалью срывались с мест на своих машинах.

В воздухе как будто летали смешинки: девчонки лукаво хохотали, надевали самую лучшую одежду. Мужчин на целину приехало множество, так что кому хотелось найти себе жениха, это можно было сделать без особых хлопот. А каждый юноша при виде красивой девушки начинал источать комплименты, как скошенные травы свой аромат.

На время уборочной страды Надежда Истомина была назначена учетчицей. Урожай был высокий; машин не хватало, а те, что были, разгружались, казалось, очень медленно.

Наде запомнился один из ясных осенних дней. Вот сотни автомашин, загруженных зерном, стоят возле пункта временного зернохранилища, среди рыжей, выгоревшей степи на окраине поселка. Хвост растянулся больше чем на километр, сам приемный пункт – как кишащий муравейник. В клубах пыли урчат и фыркают грузовики, пробираясь к центру двора, к буртам зерна. Тут же рядом грохочет стройка – возводится новый элеватор, старый уже забит зерном до отказа.

Погода стояла ясная, повсюду было зерно – его отвозили вереницы машин до пункта приема.

Поля постепенно освобождались от урожая, а настроение у всех боевое и радостное. Надя стояла на приемке, и ей было чуть-чуть грустно. Если бы она могла, она бы дала пшенице постоять еще немного, чтобы все вдоволь налюбовались своим трудом. А сейчас поле теряло первоначальную красоту. Трактора и комбайны, с высоты птичьего полета похожие на черных жуков, утопали в этом пшеничном величии, и с каждым днем оно превращалось в плешь, которая поглощала все больше и больше пространства.