– Ни в каких. Мы служили в одном театре. Но она была звездой, а я – статистка. Она даже не знала моего имени, – скучным голосом ответила Таня.

– Вы были подругами? – перевел вопрос переводчик.

– Нет. Мы почти не были знакомы, – она отвечала очень четко.

– Тогда почему вы подарили ей цветы?

– Я не дарила ей никаких цветов, – услышав этот вопрос, Таня ответила совершенно спокойно.

– Нам сказали, что цветы ваши.

– Это ошибка. Цветы не мои.

– Вы убили ее? – не выдержав, рявкнул немец, и, услышав перевод, Таня все же вздрогнула.

– Нет. Я ее не убивала.

– Вы были ночью в Оперном театре?

– Нет, не была.

– А у нас есть информация, что ночью вас видели в театре.

– Кто видел? Это ошибка. Я была ночью в своей квартире. В театре меня не было.

– Значит, вы не были знакомы с убитой?

– Нет, близко не была. Только виделись на совместных репетициях, но никогда не разговаривали.

– А у нас есть информация, что вы поссорились с ней на кинофабрике.

– Это была случайная размолвка насчет костюма.

– Вы угрожали ее убить. Задушить.

– Ничего такого я не говорила.

– У нас есть свидетели. – Допрос продолжался, как по протоколу: вопрос – ответ. И никто пока не уходил в сторону.

– Я ничего подобного не говорила. Мы просто поссорились из-за костюма, и я обругала ее в пылу гнева. Но я не угрожала ее убить.

– У вас есть любовник?

– Нет.

– Вы знали, с кем встречается убитая, кто ее любовник?

– Нет. Откуда? Мы не были подругами.

– Может, вами заинтересовался мужчина, с которым встречалась убитая?

– Ничего подобного не было.

– У вас есть фильдеперсовые чулки?

– Да. – Тут Таня не смогла сдержать удивления. И это ясно прозвучало в ее голосе. – Есть. Одна пара. Статистки зарабатывают мало. Они и сейчас на мне. Хотите посмотреть? – Она подвернула юбку и кокетливо показала на бедре подвязку чулка. При этом писарь оторвался от протокола и выпучил глаза, а переводчик похотливо ухмыльнулся. Лицо немца пошло красными пятнами, и он что-то заорал, словно закаркал, произнося непонятные для слуха Тани ругательства. И потом вдруг перешел на сносный русский:

– Немедленно прекратите эту мерзость! Здесь вам не бордель! Что за наглость вести себя так с представителем власти! – Переводчик включился не сразу, ухмыляясь он просто повторял уже прозвучавшие слова. Было ясно, что Таня произвела на него впечатление.

– Отвечать по существу, иначе будете арестованы за убийство! – Последнее предложение прозвучало в абсолютной тишине – переводчик понял, что и без него все ясно.

– Вы не можете меня арестовать, – Таня старалась говорить спокойно. – У вас нет доказательств. Я ее не убивала.

– Вы ругались с ней на кинофабрике.

– Так же, как и все остальные девушки. Она ссорилась со всеми, и все девушки с ней ругались. Вы хотите арестовать всех, – она сделала ударение на слове всех, – статисток? Тогда имейте в виду, что у покойной был ужасный характер. Ее ненавидели все, особенно те, кто был знаком с ней ближе, чем я.

– У нас есть сведения, что у вас были синие орхидеи. Куда делся ваш букет?

– Я его выбросила. Цветы завяли, и я выбросила их три дня назад. Ксения Беликова была тогда еще жива и здорова. – То ли от страха, то ли из-за упрямства Таня говорила громко и уверенно.

– Учтите, вы находитесь под подозрением. Сейчас мы вас отпускаем, но вы обязаны не менять места жительства и по первому требованию властей явиться в полицию…

Тане сунули бумажку, где было все это написано, и велели подписать. Она подписала, чувствуя, как дрожат ее руки.

Когда Таня вышла, ее тут же окружила толпа любопытных.

– Ничего страшного. Это просто пустая формальность. Они знают, что цветы были не мои, – машинально говорила она, поворачиваясь во все стороны и, похоже, не понимая, что происходит.