Лада почувствовала, как ее сердце забилось чаще. Наконец-то кто-то, кто понимает!

Следующие две недели пролетели как один миг. Лада и Платон переписывались днями и ночами. Он был умен, остроумен и, казалось, понимал ее как никто другой.

"Представляешь, Жанка," – восторженно рассказывала Лада подруге, – "вчера мы три часа обсуждали философию Канта и ее применение в современной бухгалтерии!"

Жанна закатила глаза. "Боже, Ладка, да вы созданы друг для друга. Два ботаника-философа."

Но Лада ее не слушала. Она была на седьмом небе от счастья. Платон понимал ее шутки, разделял ее взгляды на жизнь и, кажется, действительно ценил ее такой, какая она есть.

И вот, спустя две недели интенсивного онлайн-романа, Платон предложил встретиться.

"Дорогая Лада," – писал он, – "я знаю чудесное литературное кафе. Там подают лучший в городе чай и играет живая музыка. Что скажете?"

Лада колебалась ровно 37 секунд – по одной на каждый год Платона.

"Я согласна!" – написала она, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди.

В день встречи Лада нервничала так, словно сдавала годовой отчет лично президенту. Она перемерила весь гардероб, прежде чем остановиться на строгом, но элегантном костюме.

"Ну вот, теперь я похожа на главного бухгалтера, а не на девочку с обложки," – пробормотала она, глядя в зеркало.

Лада стояла перед зеркалом, нанося последние штрихи макияжа, когда в дверь позвонили. Она вздрогнула, размазав помаду.

"Черт! Кого там принесло?" – пробормотала она, направляясь к двери.

На пороге стояла ее мать, Антонина Павловна, с выражением лица, которое Лада знала слишком хорошо – смесь праведного возмущения и мученического страдания.

"Мама? Что случилось?"

"Ох, Ладушка!" – воскликнула Антонина Павловна, проходя в квартиру. "Беда у нас! Твоя сестра… Коллекторы… Квартиру отберут!"

Лада почувствовала, как внутри все сжалось. "Так, спокойно," – сказала она себе. "Дыши глубже. Представь, что это очередная налоговая проверка."

"Мама, давай по порядку. Что случилось с Катей?"

Антонина Павловна разразилась потоком слов: "Ее Витька, балбес, кредитов набрал! Говорит, изобретение какое-то сделал, скоро разбогатеют. А пока коллекторы звонят, угрожают! Ладушка, милая, выручай! Ты же у нас главный бухгалтер, при деньгах!"

Лада вздохнула. История была старая как мир – или как бухгалтерский учет.

"Сколько нужно?" – спросила она, уже зная ответ.

"Восемьсот тысяч, доченька. Но это ненадолго! Вот Лёшик свое изобретение запатентует, мы тебе сразу вернем! И заживем все в достатке!"

Лада молча подошла к сейфу. Восемьсот тысяч – почти весь ее выигрыш с ипподрома. Деньги, которые она планировала потратить на себя, на новую жизнь…

"Вот, мама," – сказала она, протягивая пачку купюр. "Передай Кате, пусть рассчитается с долгами."

Антонина Павловна расцвела. "Ох, Ладушка, золотце мое! Я всегда знала, что на тебя можно положиться! Ты же понимаешь, это твой долг – помогать семье."

Лада почувствовала, как внутри что-то оборвалось. "Да, мама. Конечно. Мой долг."

Когда за матерью закрылась дверь, Лада медленно опустилась на пол и заплакала. Ей не было жалко денег – в конце концов, сестра действительно нуждалась в помощи. Но эта фраза – "твой долг" – звенела в ушах как надоевший рефрен всей ее жизни.

"Почему всегда я?" – прошептала она сквозь слезы. "Почему я всегда должна быть идеальной дочерью, идеальной сестрой, идеальной любовницей? Когда же я смогу быть просто… собой?"

Лада встала и подошла к зеркалу. На нее смотрела накрашенная, причесанная женщина – образ, созданный для других. Она вдруг почувствовала отвращение к этой маске.