– Даже осознавая всю безвыходность положения, ты продолжаешь бороться. Бороться до самого конца. И вот, что мне интересно: ты не умеешь сдаваться или боишься сдаваться? Чего в тебе больше – нежелания проиграть или страха подчиниться?

Я дернулась, вновь бесполезно пытаясь отодвинуться от демона, который, склонившись над моей шеей, шумно вдохнул, втягивая в себя воздух… и словно наслаждаясь этим процессом.

– Ты приятно пахнешь, – прошептал Сатус и было в этом что–то такое, от чего болезненно дернулись внутренности. – Хочешь знать, чем?

– А чем обычно пахнут плебейки и пастушки? – ощетинилась я, припомнив слова, которые и привели меня в такое положение, лежачее и неподвижное.

– Не знаю, я их не нюхал, – на полном серьезе заявил демон, все еще находясь в опасной близости к одной из самых уязвимых частей моего тела.

– Навозом! – уверенно и громко объявила я, чем, похоже, ввергла демона в состояние, близкое к шоковому, потому что он перестал изучать мою шею, а выпрямился на локтях и с удивлением уставился в мои глаза. – А еще брюквой! Вот, чем они пахнут! А значит, и я так пахну!

– Что такое брюква? – сдавленно выдавил из себя Сатус, чье лицо выглядело так, словно он готов был вот–вот разразиться громким смехом.

– Понятия не имею, – мотнула я головой. – Но слово очень подходит для плебейки.

– Иногда, – протянул Сатус, рассматривая меня так внимательно, как исследователь рассматривает забавную, случайно угодившую в его ловушку, неведомую зверушку, – я думаю, ты забавная или глупая?

– У меня полный комплект, – отбила я и вновь заворочалась под ним. – Может быть, ты уже уберешь от меня свои щупальца? Мне противно!

А вот последние слова явно были сказаны зря.

Потому что лицо демона тут же стало жестче, губы стиснулись, резче проступили скулы, глаза сузились до двух презрительных щелочек, а пальцы стиснулись вокруг моих запястий с такой силой, что я услышала угрожающий хруст собственных костей.

Стон вырвался раньше, чем я успела его подавить.

– Слушай, девочка, либо ты будешь следить за своим языком, либо я сделаю так, что твой голос больше никто и никогда не услышит.

В ответ я расхохоталась. Громко, издевательски, сквозь слезы и боль.

– Серьезно? Хочешь меня убить? Убивай! Мне все равно уже нечего терять, потому что я все потеряла, когда меня закинуло в этот ваш волшебно–обкуренный мир с некромантами, ведьмами, демонами, говорящими котами и живущими своей собственной жизнью лестницами! У меня ничего не осталось, а тому, у кого ничего нет и терять нечего, а значит уже не страшно. Хочешь убить – убивай!

И две слезинки скользнули вниз по щекам.

Сатус меня выслушал. Выслушал очень внимательно, словно запоминая каждое слово. Более того, пока я говорила, а вернее, орала ему это все в лицо, он пристально всматривался в мои глаза, как будто… искал там что–то. И более того – находил.

Выпустив мои запястья, он, не отрывая потемневшего взгляда от моего лица, медленно провел руками вдоль тела, остановился на талии и резко сжал, да так, что я задохнулась от неожиданности и от резкой нехватки воздуха. Демон как будто пытался прощупать мои внутренние органы… или переломить пополам.

Этот резкий всплеск эмоций закончился так же быстро, как и начался. Мгновенно отстранившись, он встал на ноги и замер со взглядом, который вызывал только одно желание – пойти и удавиться. Я затаилась, не успев до конца подняться с кровати. Притихла, словно кролик перед голодным волком, вдруг возникшем на лесной тропе, поблескивая во тьме ночи янтарными глазами. В которых не было ни любви, ни жалости.

– Затевая войну, убедись, что сможешь принять её последствия, – ровно, как будто бы беседуя с самим собой, проговорил Сатус.