Телефон включился и началось пиликанье, куча сообщений и пропущенных телефонных звонков. Она посмотрела на часы, взяла пакет с мандаринами и поехала в больницу. На улице валил снег и город погружался в сказку, Лизе нравилось наблюдать, как снежинки спускаются с неба и аккуратно ложатся на землю. В детстве она ловила снежинки языком, а когда подросла, старалась поймать на варежку и рассмотреть эту неповторимую красоту каждой. «Кто мог придумать такие законы, чтобы именно так образовывались снежинки?» – каждый раз задавала она один и тот же вопрос сама себе и не искала ответа, она знала это Бог.

Будучи маленькой девочкой, они с бабушкой и дедушкой ходили в храм в посёлке. Храм стоял не большой, но уютный, колокольный звон, всегда созывал людей на службу и многие ходили туда. Лизе нравилось причащаться, ей всегда давали после причастия конфеты бабушки этого храма. И домой она шла с полными карманами сладостей, а дома бабушка молилась у иконок и за чаем рассказывала Лизе библейские истории. Воспринимались они как сказки, но в институте на кафедре философии сам преподаватель исповедовал православие и много привёл подтверждений тем историям, которые запомнились с детства.

Мама с Лизой не ходила в храм, а иногда высказывала, что нет справедливости и у Бога. Бабушка маму не ругала, жалела и одно приговаривала: «Господи, растопи её сердце, смягчи и успокой мою дочь Екатерину». Лиза видела, как дедушка и бабушка переживают, за маму, но в силу своих детских лет сделать ничего не могла.

В больнице поднимаясь на этаж к Диме, она планировала прощальную речь. Возле палаты сидел полный мужчина в форме и хрустел чипсами. Лиза подошла к двери, но толстяк, дожёвывая чипсы, махал рукой.

– Вы мне? – спросила она.

Он кивнул. Потом произнёс:

– Кто вы и что вам надо в палате? – проглотив последние чипсы, вытер рукавом рот и повторил вопрос.

– А вы кто? Я пришла навестить больного. Принесла ему мандарины, он их вчера просил. Зайдите в палату и спросите. – и она открыла дверь, предлагая зайти толстяку в палату.

– Старшина, оперуполномоченный Лунтиков Василий Иванович. Не положено посещение этого больного.

Она закрыла палату. Дима, что-то кричал, но его никто не слушал. С одной стороны, Лиза могла считать себя счастливой и отдать мандарины у дежурной на посту, но, с другой стороны, ей хотелось увидеть Диму. «Что выбрать? Любимый вопрос подруги.» – не успела подумать, как за неё все решили.

– Пропусти её, это та девушка, я вчера тебе о ней говорил. – раздался голос Фёдора за спиной Лизы и опять потянуло цитрусовым ароматом.

Лиза чихнула.

– Вот видишь, я правду говорю. – улыбнулся Фёдор.

– От твоего одеколона каждая собака будет чихать в пользу правды. – смеясь с одышкой, произнёс сидящий на кушетке Василий Иванович.

Если бы Лизу спросили, она бы так наверно в лоб не сказала, старалась не говорить, чаще её сторона – промолчать в таких случаях. Фёдор открыл дверь и впустил Лизу в палату, а сам всё же ответил напарнику:

– Чем это тебе мой парфюм не нравится?

Больше Лиза ничего не услышала, дверь закрылась.

– Я рад, что ты всё же пришла! – улыбнулся Дима.

– Прости, вчера был сумасшедший день, да ещё после ночной я легла отдохнуть на полчасика, а проспала до утра. – от смущения Лизины щёки стали пунцовые.

Дима внимательно смотрел на неё, она чувствовала и не поднимала глаза.

– Лиза, главное – ты отдохнула и всё же пришла. Вчера я передумал кучу причин, но оказалось, ты просто устала. Я так рад! – в его голосе чувствовалось облегчение и искренняя радость.

Осмелившись, Лиза подняла глаза и встретилась глазами с Димой. Вся решимость сказать ему, что она больше не придёт, улетучилась. Он рассматривал её лицо, Лизе казалось он старается запомнить, как художник зарисовать её образ.