«Лёва, сними розовые очки»

Рассказал приятелю, бывшему москвичу, о том, что собираюсь написать в этих заметках. Тот был возмущён и, прямо-таки, ошарашен: «Лёва, сними розовые очки. Проснись! В какую Москву ты ездил? Все эти российские опросы общественного мнения и заявления прокремлёвского раввина яйца выеденного не стоят. Ты посмотри российский сайт «Жить без страха иудейска» и ему подобные. Ты попробуй, выйди на улицы Москвы в кипе. Так, как ходят, например, евреи в Швейцарии или в Нью-Йорке. Сразу увидишь реакцию москвичей. В лучшем случае услышишь: «Жид пархатый! Убирайся в Израиль!», а, в худшем, могут и физиономию начистить. Россия как была, так и осталась антисемитской страной».

Я так не считаю. Конечно, к опросам общественного мнения надо относиться осторожно. Не стоит забывать слова Бенджамина Дизраэли: «Есть три вида лжи – наглая ложь, ложь и статистика», но мониторингу ФЕОР об уменьшении антисемитских инцидентов и об улучшении отношения россиян к Израилю, на мой взгляд, можно верить. Значительное же снижение уровня государственного антисемитизма, о котором я писал в начале заметок, это непреложный факт.

Как проходит ностальгия

Так устроена человеческая память. Плохое забывается. Остаётся хорошее. Особенно, если прошлое подпитывается ностальгией. Григория же Голдшмидта, вдовца, бывшего москвича и бывшего инженера-строителя, 67 лет, живущего почти два года в Бонне с разведённой дочкой и внуком, ностальгия замучила. Небольшого роста, плотного сложения, с кустистой, седой бородой и постоянно взлохмаченными волосами, Гриша был похож на бомжа. Бездомные в Бонне приветствовали бывшего москвича, принимая за своего, когда он передвигался по городу на найденном на выбросе велосипеде. Григорий всем говорил, что в Москве жил хорошо. Приехал в Германию ради дочки и внука.



А, если бы не они, то ноги его здесь не было. Без конца повторял, что скучает по белокаменной. И, действительно, скучал. Он забыл как тяжело жил последние годы. Как пенсии хватало на хлеб и молоко. Сердце пошаливало. Требовалась операция и дорогие лекарства. А денег не было. Гриша всё забыл.

– Ты нас достал, – сказала дочка. – Поезжай в Москву и поживи, если там так хорошо. Посмотрим, сколько ты продержишься. Летом дядя Миша перебирается на дачу и квартира пустует.

И Григорий поехал. На автобусе. От фирмы «Крош». Что это означало – никто не знал. И в дороге, где ввиду избытка времени любая тема для разговора на вес золота, фантазии разыгралась.

– Это фамилия владельца, – говорили одни.

– Сокращённое название городка Крошино под Москвой, где тот родился», – другие.

– Прозвище, которое он получил за маленький рост в школьные годы, – третьи. Впрочем, к самому владельцу, хотя автобус шёл с опозданием на четыре часа, туалет не работал, а чай и кофе существовали только в рекламе, особых претензий не высказывалось. Поездка туда и обратно стоила 130 евро и для такой цены всё было вполне прилично.

Григорий никогда бы не узнал о владельце фирмы каких— то подробностей, если бы не решил возвращаться в Германию на автобусе другой фирмы. Не потому, что надеялся на лучшее обслуживание или более дешёвые цены. Просто автобусы другой фирмы, (о ней рассказал приятель в Москве) останавливались непосредственно в Бонне. Автобусы же «Крош» на автобане, при выезде из Бонна. Откуда добраться до города можно было только на машине. Впрочем, сдача билетов была оговорена в условиях (сдающий терял 10 % стоимости) и вроде бы не должна была вызвать затруднений.

Поэтому через несколько дней, встретившись с друзьями, побродив по знакомым местам и досыта наговорившись на родном языке, Григорий разыскал указанный в рекламе адрес на окраине Москвы. Всё выглядело не броско, но солидно. На подъезде табличка – «Экскурсионное бюро “Крош”. У входа охранник в камуфляжной форме. За столом длинноногая девица современного вида. Супружеская пара за столиком в углу комнаты рассматривала проспекты.