Что я там про угрызения совести думала?

И пусть я тут совсем не причём.

Но ведь сама же завела эту тему.

В такой вечер!

Можно подумать, поговорить больше не о чем.

А ещё лучше, вообще не говорить!

Молчать.

На том и сосредоточилась, отвернувшись к боковому окну, рассматривая праздничные огни, сияющие повсюду.

Честно выдержала минут десять!

— Там, в кабинете Александра Николаевича, когда я разговаривала со своей семьёй, бабуля вас с другим человеком перепутала, вы уж извините, неудобно получилось, — раскаялась вслух, повернувшись к мужчине.

Подумала, увижу ещё одну усмешку, скользнувшую по его губам. Но водитель сохранил отстранённость.

— Я так и понял, — только и сказал.

Хм...

Что ещё он понял в таком случае?

— С моим женихом она вас перепутала, — добавила, продолжая внимательно наблюдать за собеседником.

Он и тогда в лице не изменился.

— Интересно, почему.

Вроде бы и не вопрос. Но так и требует пояснения.

— У вас с ним имена одинаковые. А я их так и не познакомила, — вздохнула.

— Об этом я тоже догадался, — отозвался Роман Владимирович.

Больше ничего говорить не стал. Но в воздухе повисла недосказанность.

Или я сама её себе придумала?

Очень уж упорно мозг возвращался ко второй его фразе, где «Интересно, почему». Ведь если и сам догадался об обозначенных нюансах, тогда… что ему ещё интересно?

Так и подмывало спросить напрямую.

Но я не стала.

Продолжила додумывать сама!

Он, может, и не имел ввиду ничего такого, но по истечению следующих десяти минут я все выводы всё-таки сделала. Те, при которых стоило бы сдаться с повинной в том, почему бабуля перепутала Романа Владимировича с другим Романом, а я её не поправила, да и вообще почему я в принципе допустила ситуацию, при которой чужого мужчину можно перепутать с моим женихом.

Правду говорят, много думать вредно!

Я ж сперва надумала себе, потом принялась думать о том, как перестать об этом думать. Потом ещё и о том, как теперь промолчать. А никак. Не умею я долго молчать.

Вот и…

— У бабули слабое сердце. Ей нельзя волноваться. Вот я им и не рассказала, что нет у меня больше никакого жениха.

Сперва ляпнула. Потом поняла, что как-то слишком уж издалека я начала. Пожалела. И пожалела вдвойне, как только услышала в ответ:

— Вам не обязательно передо мной оправдываться.

И то верно.

Тогда почему очень уж хочется?

Но язык я себе всё-таки прикусила.

Удалось даже сохранить это своё страдальчески молчаливое состояние до самого конца нашего пути.

А вот по выходу из машины…

— Не стоит. Оставьте пока у себя, — постановил бескомпромиссным тоном Роман Владимирович, едва я собралась вылезти из машины, оставив дублёнку на сидении.

Он не только безжалостно пресёк мою попытку избавиться от верхней одежды, но и вышел на улицу первым, сам открывая дверь с пассажирской стороны.

— Но тогда вы потом замёрзнете, — возразила.

Заманчивую мысль о том, что если всё-таки приму, значит, мы увидимся ещё раз, я безжалостно отогнала.

С чего бы мне вообще об этом думать?

— Я привычный. Закалённый. А вы можете простудиться, — отозвался, помогая выбраться наружу.

С учётом, что подшитое платье всё равно было длинным, за это моему спасителю отдельная благодарность, иначе бы с моим везением я обязательно запуталась бы в подоле, пока спускалась с высокого порога машины. Хотя, пока спускалась, дублёнка всё равно соскользнула с плеч. Это моё недоразумение Роман Владимирович тоже своевременно предотвратил.

— Спасибо, — поблагодарила с улыбкой, отпуская прежде подхваченный подол платья, чтобы самостоятельно перехватить ворот верхней одежды.

Да так и застыла, нечаянно коснувшись пальцами чужих ладоней. И нет, не в самом прикосновении дело.