Сорокин остановил картинку. В комнате воцарилась тишина, никто не спешил ее прерывать. Я смотрела на Павла. Его лицо было очень мрачным, брови сошлись на переносице. Он напряженно размышлял, непроизвольно сжимая кулаки. Наконец поднял голову и спросил у следователя:

— Это все? На другие камеры они не попали?

— Нет, — качнул тот головой. — Мужчина вам никого не напоминает? Может, кого-нибудь из друзей вашей дочери?

— Никого. Не хватало ей таких друзей. Он же явно взрослый. Практически потащил ее за собой. Вряд ли Настя с ним добровольно.

— Все возможно, — невозмутимо парировал следователь. — Вокруг было полно людей, на вокзале есть полиция. Но девочка не попыталась хотя бы привлечь внимание.

— Мало ли чем он ее запугал, — возразил Павел. И хмуро уточнил: — Вы все же склоняетесь к версии добровольного побега?

— Я пока ни к чему не склоняюсь. Фактов недостаточно. Оперативники прочесывают вокзал и прилегающую местность. Беседуют с людьми. Возможно, кто-то успел заметить эту пару. Разглядел лицо мужчины. Или видел, куда они ушли. Нам бы очень пригодилась любая информация. — Сорокин вернулся за свой стол. Повернул к себе монитор компьютера и сообщил: — Что ж, на сегодня все. Я вас больше не задерживаю. Если появятся новости, сразу извещу.

— Вы обратили внимание на одну деталь? — аккуратно уточнила я. Лезть со своими наблюдениями не очень хотелось. Мало приятного нарваться на еще одну отповедь. Но я здесь ради помощи Павлу и Насте. Так что как-нибудь переживу, если меня снова попытаются поставить на место. А замечание показалось важным. Мужчины выжидательно смотрели на меня. Правда, выражение лиц было кардинально противоположным. У моего спутника — настороженно-внимательное. У следователя — насмешливо-скептическое. Но другого я и не ждала.

— Ну порадуйте нас, — с усмешкой поторопил Сорокин.

— Мужчина, что был с Настей, вел себя так, будто знал про камеру. Стоял к ней строго спиной и ни разу не повернул голову.

— Серьезный вывод, — хмыкнул следователь. — Особенно, учитывая, что камера не скрытая и видна всем.

Не обращая внимания на его тон, я продолжила:

— Но девочке на этот счет он явно инструкций не давал. Я бы даже сказала, что к камере она повернулась специально. Ее позвали или подсказали.

— Что ты имеешь в виду? — требовательно уточнил Павел. А Сорокин убрал с лица усмешку и нахмурился, ожидая моих слов.

— Делать выводы — это ваша работа, — мстительно ответила я, глядя на него. — Но я бы предположила: сопровождающий Насти хотел, чтобы камера ее засняла. То есть, чтобы все заинтересованные лица узнали, что с девочкой в целом все в порядке. Она жива и здорова.

— И зачем бы ему такое делать? — недоуменно спросил следователь.

— Вот и думайте, зачем, — развела я руки в стороны, демонстрируя, что ответа у меня нет. — Но причина для такого поведения явно существует.

Оба мужчины продолжали сверлить меня настороженными взглядами. Павел — задумчивым, а хозяин кабинета — недовольным. Но хотя бы не насмешливым. И то хорошо.

Ну а дальше мы все-таки покинули следственный комитет и, загрузившись в машину, в очередной раз поехали к моему отелю. Павел вопросов не задавал и пребывал глубоко в своих мыслях. Я вспомнила, сколько раз за эти дни он мотался туда-сюда. Представила, что ему еще ехать к себе. Что он измотан и явно не высыпается. И в голову пришла идея. Я повернулась к мужчине:

— Слушай, почему бы тебе не снять номер в моем отеле? Мы будем рядом. Устроим у меня или у тебя оперативный штаб. Так гораздо проще и быстрее обмениваться новостями, обсуждать текущие вопросы. Не нужно забирать меня из отеля и привозить обратно. А главное, моя гостиница рядом с пляжем лагеря. Можно аккуратно понаблюдать, когда детей опять туда приведут. Погибший Слава тоже тусовался недалеко. Вдруг засечем что-нибудь интересное. Как тебе предложение?