Артем резко оттолкнулся от спинки дивана и встал.

Не об отце сейчас, не об отце – остановил он поток мыслей. Не надо об этом.

Это тема отдельная… совсем отдельная.

Так о чем он? Ах да – о детях.

Странное дело, но почему-то именно после похорон отца, вспоминая его бесконечно, переосмысливая, обдумывая его неожиданный уход, разбираясь со своим чувством вины и копаясь в себе, в какой-то момент Артем неожиданно понял, что хочет иметь детей.

Даже не так – не то чтобы иметь детей, а быть отцом, так правильней.

Странным образом Красногорский вдруг осознал, что желание и необходимость быть отцом, растить и воспитывать детей, устраивать жизнь для них, для семьи, а не для себя одного, есть и является одной из важнейших составляющих его мужской сути. Эта потребность, по всей видимости, передалась ему от отца.

Тогда, в те первые дни-месяцы после смерти Бориса Анатольевича, пребывая в растерянности, неверии и нежелании мириться с таким его уходом, Артем бесконечно обращался к нему, мысленно разговаривал с ним и вспоминал самые яркие, самые важные моменты их жизни.

Отец был для Артема, наверное, самым главным человеком в жизни. При всей его сыновьей любви к матери Борис Анатольевич все же оставался первым для него – величиной постоянной и незыблемой, стеной и опорой, защитником и мудрым наставником, и другом, может, в силу того, что Артем был поздним и единственным его ребенком, но скорее все же потому, что обладал человеческой мудростью и огромными знаниями.

Не суть важно. Важен результат.

Артем вспоминал, как они с Игореней, его ближайшим закадычным другом, с самого детского сада вступили в дворовую футбольную команду. Были они мальчишками крепкими и рослыми не по своим годам, к тому же упертыми и настояли-таки, чтобы их приняли, оказавшись самыми младшими в команде, а вот с самой игрой у них до обидного не заладилось, и тренер сказал, что, скорее всего, их отчислят. Размазывая слезы кулаком, Артем пожаловался отцу, и тот увез обоих мальчишек на дачу к бабушке и целый месяц каждые выходные на поселковом поле тренировал их с вечера пятницы по воскресенье. Во время же рабочей недели ребята повторяли и повторяли его упражнения до изнеможения.

Зато в сентябре они триумфально вернулись в команду и на первом же матче оба забили свои голы в ворота более сильного соперника. Вот так!

И как отец учил его плавать, когда они всей семьей отдыхали на море, и плыл рядом, когда Артем первый раз решился забраться на глубину, и сажал его себе на спину, когда тот уставал, и доставлял сынка, держащегося за его шею, к берегу. Они отдыхали и начинали новый заплыв, и так день за днем, до тех пор, пока Артем не почувствовал себя как рыба в воде.

И как мастерил с ним поделки, как спокойно, толково и доходчиво объяснял многие вещи, явления жизни и природы. Как учил сына молчать на рыбалке, слушая тишину вокруг и самого себя, как учил продуманно собирать рюкзак в поход, не упуская каждую мелочь, способную в трудную минуту спасти жизнь, и растолковывал, для чего и как могут пригодиться предметы. Вспоминал и сами необыкновенные походы с туристической группой или с друзьями родителей или вчетвером – отец, мама и Артем с Игорем.

А еще – как отец объяснял ему такой тонкий и щекотливый момент, как его резко и неожиданно пробудившуюся подростковую гиперсексуальность, и как правильно к ней относиться и уживаться с ней, не смущаясь реакций своего тела. После чего Артем почти слово в слово передавал эти наставления другу Игорехе.

И как неожиданно вернувшиеся с дачи мама с папой застали четырнадцатилетнего сынка с девушкой в самый что ни на есть откровенный момент и как отец увел обалдевшую маму на кухню, посоветовав сыну: