– Мы будем жить в твоей квартире?

– Там ты будешь жить.

– А я?

– А я… посмотрим. Пока еще не решил.

Наверное, стоило порадоваться хоть этому. Но отчего-то стало еще грустнее.

Весь вечер прошел в таком же настроении: мне все время казалось, что Игорь просто снисходит до меня, как до какой-то уличной попрошайки. До такой степени надоело унижаться, что прекратила задавать вопросы, достала телефон и бессмысленно бродила по сети. Спроси меня кто-нибудь, что видела или читала, я бы растерялась.

– Папа, неужели у тебя так все плохо с делами? – не выдержала, спросила, как только мы отъехали от этого злосчастного дома.

– С чего ты взяла, Настя? – отец был спокоен, как удав. Только бровью повел, показывая, что слегка недоволен моим вопросом.

– Судя по поведению «жениха», – протянула как можно язвительнее, – меня ему навязали. И он совершенно не счастлив был видеть меня. Получается, что этот брак выгоден только тебе…

– Всем. – Внушительно отрезал. – Этот брак выгоден всем нам, Настя. И эту тему мы больше не обсуждаем.

– Но он же вел себя, как последняя сволочь, пап! Как будто уборщицу какую-то собеседовал, а не будущую жену! Это же… ты понимаешь, как это унизительно? – последнюю фразу почти прошептала.

– Ну, а кто тебе не дает вести себя так же? – Холодный голос отца отрезвил. – Сделай вид, что это ты к нему снизошла, а не он к тебе. Пора взрослеть, Настя. Раз уж начала играть во взрослые игры раньше времени – принимай их правила и соответствуй.

– Ты знаешь, пап… По-моему, ты прямо с рождения моего требовал, чтобы я повзрослела. А теперь, так вообще, отличный повод от меня избавиться… – наверное, это звучало жестоко и несправедливо. Но я не смогла удержаться.

– На первый раз я сделаю вид, что ничего не слышал. Но больше такого не прощу. Поняла меня, Настя?

– Поняла. – Выдержала паузу и, все-таки, спросила о том, что меня терзало. – Неужели у меня вообще нет шансов отказаться, а? Ты по-другому не сможешь свои дела устаканить?

– А я, между прочим, твои дела решаю, а не свои. И думаю о твоем будущем и безопасности.

– Сажаешь на поводок, чтобы больше не сорвалась?

– Строю забор вокруг тебя покрепче. Ощущаешь разницу?

В чем разница между цепью и забором, я мало понимала. Но углубляться дальше в тяжелый разговор не стала. И без того было больно и гадко на душе. И веры не было в эти разговоры о защите.

Не о такой семейной жизни я мечтала. Ни о поводках, ни о заборах там речи не было.

********

– Я не могу больше так жить, понимаешь, Глеб? – я рыдала на его груди, после того, как разругалась с отцом и громко хлопнула дверью, уходя. Покидала в сумку только самое необходимое и ушла. Меня никто не останавливал. Но слова, которые отец кричал во время ссоры, не давали спокойно дышать и жить.

– Настя, все семьи переживают кризисы. У вас тоже, наверное, такой настал. – Он нежно гладил меня по волосам, успокаивая и убаюкивая. – Скорее всего, твой отец не готов к тому, что ты повзрослела.

– Нет! Он всю жизнь мечтал, когда же я стану взрослой!

– Это тебе так кажется, Насть… – Иногда казалось, что Глеб старше меня не на пять лет, а на все пятнадцать. Таким он выглядел мудрым и рассудительным. – А на самом деле, родители никогда не готовы отпускать своих детей в свободное плавание.

– Ты что, оправдываешь его? Защищаешь? – я вскинулась возмущенно. Даже слезы на время высохли. – Хочешь сказать, что я не права? Может, еще вернуться нужно, прощения попросить?

– Я не хотел бы, чтобы ты ссорилась с отцом. Это твоя семья, все-таки… – Для Глеба слово «семья» значило не меньше, чем для меня. И даже больше, наверное… Он потерял отца в шестилетнем возрасте, когда уже помнишь все и тоскуешь безумно. А потом и мама его ушла, когда он учился на последнем курсе универа.