— И что это значит? — складываю руки на груди.

— Прислуживать будешь, любой прихоти потакать. Иначе, не видать тебе свободы как собственных ушей. А сейчас, ты поднимешься на второй этаж и приведёшь себя в порядок.

С этим спорить не буду. Чувствую я себя сейчас ужасно, стоя босиком на глянцевом мраморе в холле изысканных хором в рваных тряпках. Придурок ещё и пиджак с меня содрал, чтобы не упустить шанса поглазеть на полуобнажённую девичью фигурку.

Сарбаев поймал меня за талию. Напоследок отодвинул в бок трусики и отвесил смачный шлепок по попе.

— Первая дверь справа — теперь твоя комната. А следующая, — иронично понизил голос, — моя спальня. Чтоб под боком всегда была у своего хозяина. Свистнул, и ты… между моих ног.

Хозяина?!

Ну точно корона до небес. Хотя нет, у этого экземпляра вообще до луны!

— Хотя, чего мелочиться? Можешь сразу прыгать в койку ко мне, двадцать четыре на семь греть мою постель. Мы же скоро мужем и женой станем. Завтра поеду в загс и всандалю штампы.

— Ты — мерзавец, негодяй, выскочка! Ты — мой самый худший кошмар!

Меня лихо понесло. Я покрывала Селима бесконечными потоками ругательств, схватила подушку с кресла и в нахальную морду запустила.

Увернулся, гад.

— Ладно, хватит трындеть! — Селим деловито проследовал к холодильнику, открыл дверцу, погремел внутри бутылками. Увидела, как он вытащил бутылку с пивом, затем зашагал к креслу в гостиной.

Раздался звук открывающейся крышки. Сарбаев развалился в кресле с пивком, вальяжно раскинув ноги, пробормотал:

— Я тааак утомился… Сегодня пиздецки сложный день. Давай уж подсуетись и расслабь меня. Прими душ, возвращайся и удиви меня. Я буду ждать тебя здесь.

Накрыл рукой выпирающий бугор в центре брюк. Чуть сжал.

Увидев, что у него в штанах выросла Эйфелева башня, я запаниковала.

— Подожди! Я вообще-то есть хочу, — схватилась за живот. — Я с утра ничего не ела… В обморок упаду!

— Да, точняк. Я тоже голоден! Тогда иди на кухню и приготовь ужин, женщина, — царски махнул рукой. — Сначала накроешь поляну, помоешь посуду, уже потом сексом ублажишь.

— ЕЩЁ ЧЕГО?!

— Я говорю, долги пора отрабатывать! Хватит спорить, не то пожалеешь.

— Ты же миллионер, возьми и закажи на дом доставку из ресторана.

Что за глупости?

— А не хочу, — вальяжно закидывает ноги на декоративный столик, — у меня теперь жена есть, пусть и готовит. Ты — женщина! Твоё место на кухне и в моей постели.

Офигеть!

Не, ну какая же сволочь!

— Не боишься, что отравлю? — гаденько ухмыляюсь.

— Не-а, ты первая из моей тарелки отведаешь. Не прокатит, малышка. Ни-че-го со мной гладенького у тебя не прокатит.

Вот же ш умный!

Уверена, козёл надо мной издевается. Специально на кухню отправляет, заставляя делать домашнюю работу, потому что кайфует от того, как я злюсь.

— Ну, пошла! Живо! Или вместо ужина я сожру тебя, если ты меня сейчас же не накормишь! — дергается, клацая зубами в мою сторону, взвизгнув я убегаю прочь.

Где у него тут сковородки?!

Ух, как бы дала по напыщенной башке!

Делаю вид, что иду в сторону лестницы, но входная дверь, которую забыли закрыть до конца, оставив тонкую полоску света, так и манит сбежать к чёртовой бабушке.

Не выдерживаю. Резко срываюсь, пулей лечу к выходу, с мыслями: будь, что будет.

Дергаю ручку, и…

У меня чуть не случается инфаркт.

На меня, скалясь и рыча, таращатся две злющие собачьи морды.

Это два упитанных, мускулистых ротвейлера, размером с телёнка.

— М-м-милые собачки….

Только дыши, Оля, только дыши!

Ненавижу собак. А таких — злющих, здоровенных, тем более. У меня фобия с детства, когда за мной погналась свора бродячих дворняг. Слава богу проходящий мимо дворник их отогнал, но одна успела цапнуть за ногу. Остался шрам чуть выше щиколотки.