– Снова в больницу? – подозрительно спросил он, и перестук с пластмассой стекла показался на фоне особенно оглушающим. – Ещё какой-то курс лечения, Уэйна? – но как только Уэйн обратила к нему взгляд, их – первый зрительный за сегодня контакт – прервала Ева:

– Что ты выдумываешь? До Рождества ещё долго! – строго, как-то поребячьи возразила она с новым выдохом, и в этом «долго», словно в несмазанных петлях, тянулось так много, что Уэйн затопило чужою обидой напополам с собственным отчаянием. – Ну и что с того, что ты ляжешь в больницу? Не на другой же континент переезжаешь. Брось, в наше время люди и в таких ситуациях находят способы общаться! Я говорю тебе это как человек, который видится со своей сестрёнкой только по фейстайму. Знаешь, моё мнение такое: если бы он действительно хотел, он бы…

– Успокойся, – она перехватил её трясущуюся над пластмассой руку за самое запястье. – Почему ты… так злишься? Всё нормально. Давай просто посмотрим правде в глаза.

На мгновение, но только на него, они замерли, поглотивший окружность мягкий свет заставил всё внутри головы конвульсивно колотиться, и мысли от него разбегались по краям, – а потом Ева вырвала свою ладонь.

– А я смотрю правде в глаза, Фрост! Ты и так очень странная в последнее время. Хватит относиться ко всему так, будто… – и оборвалась.

Из-за чистого и графически выведенного флуоресцента чёрточки её глаз чудились потемневшими, как у него в Сабвее несколько дней назад. Казалось, пара-тройка секунд, и всё здесь растворится в стенах рассеянной апельсиновой червоточины, которая сжалась в оранжевый икосаэдр из алюминия блестящих вилочных лезвий и тошнотворный запах остывающего картофеля. Её спас голос Миши, непривычно робкий, выводящий под боком:

– Ты расстроена? – и неловкое пояснение: – Из-за него.

Она вдохнула, задержав купирование углекислого газа, чтобы взглянуть на него в вяло-испепеляющий момент, когда он произносил эти слова. Она была расстроена. Смотрела в часовой механизм под лампочками, замерший в ожидании перезапуска, кусала трещину на губе, вляпалась в инертность папьемаше микроскопической улыбки. Нужно будет выбрать стихотворение, которое зачитают на прощании. Он раньше писал стихи, смешные до боли, глупые, но это было бы очень трогательно. Расписать, где хранятся документы, чтобы сестра не перерывала зря шкафчики и полки. Куда она кинула свидетельство о рождении? Придётся поискать по возвращении. Болезнь иссушит и исковеркает кожу – закупаться увлажняющими сыворотками, от которых пахнет водорослями и мыльнянкой, наверное, бесполезно, на ладонях появятся провалы мозолей, и ей снова станет шесть, и сестра будет придерживать её за неоформившуюся талию, чтобы помочь подтянуться на турнике. Её нужно будет одеть в свадебное платье, белое, как пушистый снег, и безвинно-нежное, чтобы нравилось Мише. И пусть приносят голубые гортензии – это из какого-то фильма или само в голову пришло? С каких-то пор всем стало плевать, что не клубничной жвачкой, снегом и мёдом, а табаком и слезами в сбитом из чего попало городе пахло больше. Площадка с песочницей останется пустовать? Наверное, да. Выгоревшие дворы западнее затоскуют, не успев обвеситься кудрями, злые и оставленные, может, запустят гипервентиляцию к следующей осени…

– Расстроена, – заключил Миша, но аппарат запиликал, приглушив его голос.

Капитуляция.

На обратной дороге засыпало ледяными стрелами дождя, как разведённой молочным туманом гуашью сухою сыростью залило обугленные провода по кайме телебашен. Ливень голубым изумрудом всполоснул асфальтовые раны, спугнул тинейджеров-стигмат, влился в скалистые вены, перепутался с застоявшейся кровью. Расчистился. Уэйн видела, как Ева на переднем около неё пролистывала ленту Инстаграма, – в слепящих градинках на неё смотрели застывшие пастелью пикселей лики незнакомцев, запутанные и странноцветные. Теребя в руках чей-то футляр для очков с Сейлор Мун, а потом полупрозрачную серафинитовую пепельницу, Миша завёл с ней беседу о недавно перечитанном «Изысканном трупе», оставленном на кафедре физики космоса валяться под партами, по видному в зеркале заднего вида мимо наклеек с Гарри Поттером лицу его пробегали и видоизменялись тени-плавунцы, сбившиеся к периметрам.