По итогам трех диверсионных операций батальона и двух очень удачных радиопоисковых мероприятий я написал наградные представление на отличившихся, да собственно на всех участников данных групп, но разными рапортами, чтобы не сказали о том, что я весь батальон, по сути, подал на награждение. А так, тут взвод, там взвод, тут отделение и так далее – все проще подписать у начальства. Кстати, радиооборудование, найденное в результате поисковой операции в рамках РЭБ в подвале при штабе фронта, нам не отдали, передав его в распоряжение начальника связи фронта, ну и ладно, мы вот тоже автомобильный радиолокационный комплекс захватили. О судьбе пойманного Микуловым агента мне тоже ничего не было известно, посчитали не нужным доводить, сказав лишь, что все вражеское гнездо они накрыли и обезвредили.

В батальоне, по согласованию с Писановым и Малининым, была дополнительно введена рота РЭБ в составе двух взводов по 23 человека, включая двух командиров отделений и взводного, которую возглавил Киричёв Дмитрий. Место ПНШ-6 занял его помощник старший сержант Китов Александр, являющийся по своей военной специальности чистым «засовцем» – шифровальщиком, с добавлением ему еще шести штатных единиц. В связи с этим, остальные подразделения сосредотачивались на своих основных обязанностях, частично передав необходимое оборудование новому подразделению.

Завертелась эпопея и с немецкими автомеханиками и радистами. Евгений объяснил мне свою идею, почему он не стал уничтожать немецких специалистов и, как он видел перспективу использования их в нашем батальонном хозяйстве. Весь начальствующий состав батальона под председательством Горяева, как главного носителя советской идеологии, совещался по этому поводу. Объяснив немцам, какие у них перспективы, кадровики сняли с них все, к сожалению, непроверенные анкетные данные. Точнее сказать, проводилась лишь косвенная проверка анкет, путем отдельной беседы с каждым из пленных о своих сослуживцах. После чего все это сравнивалось и давало некую дополнительную информацию о правдивости анкет, которыми в последующие дни занимались армейские особисты. Можно сказать, что немцы давали вполне правдивую информацию о себе, все-таки лучше быть в составе интернациональной бригады немецких коммунистов, стоять на довольствии и работать по своей профессии, чем гнить в лагерях. Горяев мотался к Лобачеву, консультировался, и, в итоге, после ряда подготовительных мероприятий к нам прибыла целая делегация – особисты 16-й армии во главе с Коньковым, Лобачев, приглашенные из Москвы корреспонденты газеты «Известия» Евгений Петров, к слову сказать, тот самый соавтор Ильфа о похождениях Остапа Бендера, Евгений Кригер, знакомая нам Мария Сагаева. С кинохроникой приехал фронтовой кинооператор Роман Кармен, будущий лауреат многих государственных премий, он был одним из многих, кто тогда снимал на фронте материалы для будущего фильма «Разгром немецких войск под Москвой». Все это делалось в рамках агитмероприятия о том, как немецкие трудящиеся борются с фашизмом.

«Алексей Андреевич, обратился я к Лобачеву, кивнув на немцев головой, – может не стоит перечислять в статье фамилии немцев, а то какой-нибудь ретивый гестаповец перевешает их родных, сейчас они хоть какие-то деньги за пленных получают, на что-то живут в своей Германии – оно надо немцев будоражить?»

«Возможно, возможно, я распоряжусь, действительно мало ли, что там гестапо взбредет в голову, а нам нужны преданные немцы», – согласился дивизионный комиссар Лобачев.

По сценарию политработников и газетчиков немцы отказывались от своего фашистского прошлого, принимали присягу будущей свободной социалистической Германии и клались все силы положить на ее освобождение он нацизма совместно с Красной армией. Все это копошение заняло дня четыре, и вместо того, чтобы германцы начали тягачами подвоз и ремонт техники с полей сражений, а также совместной работы с радистами, к передачам их пока никто допускать не собирался, а вот консультировать – самое то, немцы что-то заучивали и отписывались.