Он хотел видеть ее в своих объятиях.

В своей постели.

А больше всего он хотел, чтобы она села в его машину и они вместе уехали отсюда. Надо использовать все доступные способы убеждения и заставить ее перебраться в его дом. Даже если газетчикам известен его адрес, им не пробраться мимо охраны. Но как уговорить Шеннон?

Когда он поинтересовался у Вернона, старикан ответил, что почти ничего о ней не знает, кроме того, что ее жулик-муж предпочел самоубийство суду присяжных. А Шеннон с сыном были брошены на произвол судьбы. Она полтора года работала в маленькой столовой, потом ее нанял Вернон. У Вернона доброе сердце.

Тони вспомнил, как увидел Шеннон в первый раз. Она подала ему ланч. Ее серо-голубые глаза напомнили ему небо над океаном, каким оно бывает перед бурей…

Шеннон направилась к нему деловой походкой. Никаких покачиваний бедрами. Просто шаги. Потом она сбросила туфли и ногой оттолкнула их к стене. Никаких туфель в доме. Она сказала об этом, когда дважды допустила Тони в свое жилище – не больше чем на пятнадцать минут. Они встречались в его доме на берегу или в гостиничном номере недалеко от ресторана. Да он и не рассчитывал, что может заниматься любовью с Шеннон здесь, рядом с ее сыном, даже если мальчик спит.

Судя по выражению ее лица, она собирается прогнать его. Пора брать быка за рога.

– Я побуду с твоим сыном, пока ты укладываешь вещи. – Тони снял обувь.

Шеннон поджала губы:

– Проблему укладывания вещей следует обсудить.

– Что тут обсуждать? – Они, конечно, еще не помирились, но в данных обстоятельствах надо в первую очередь решать проблемы, связанные с тем, что его инкогнито раскрыто. – К утру возле твоего дома яблоку негде будет упасть.

– Я переберусь в какую-нибудь гостиницу.

С двадцатью двумя долларами и пятьюдесятью двумя центами в кошельке? Тони надеялся, что у нее хватит ума не воспользоваться кредитной картой. Лучше уж прямо позвонить в местное агентство новостей.

– Давай решим, куда ты поедешь, после того как будут уложены вещи.

– Ты похож на испорченную пластинку, Тони.

– Считаешь меня упрямцем?

Их противостояние продолжалось, никто не хотел уступать, но Тони почему-то все время чувствовал ее тонкий аромат. И сама Шеннон, и весь ее дом пахли цветочным мылом. Этот запах одновременно и возбуждал, и успокаивал, и напоминал, как он держал ее в объятиях после умопомрачительной ночи любви. Шеннон никогда не оставалась до утра, но час-другой после секса дремала, прижавшись к его груди. А Тони вдыхал ее аромат, и свой, и соединение того и другого.

Он втянул носом воздух.

Зрачки Шеннон расширились. Она отступила назад и задышала чаще:

– Мне надо переодеться. Ты уверен, что можешь посидеть с Колби?

Дело было в том, что, когда Тони встречался с мальчиком, тот смотрел на него с недоверием. Не помогли ни мороженое, ни фокусы с монетами.

– Не волнуйся, я справлюсь. Не торопись.

– Спасибо. Но я только переоденусь. Вопрос о вещах мы обсудим позже, Тони, то есть Антонио.

– Я предпочел бы называться Тони.

Ему нравилось, как она произносит это имя.

– Хорошо, Тони.

Шеннон направилась в спальню.

На сей раз она шла так быстро, что невольно чуть покачивала обтянутыми узкой юбкой бедрами. Желанию снять эту юбку с ее прекрасного тела придется подождать, пока они не разберутся с первоочередной проблемой.

Как объяснить Шеннон, что он назывался Тони Кастильо чуть ли не дольше, чем помнил себя Антонио Мединой?

У него даже был документ, подтверждающий, что его имя – Кастильо. Создать новую личность оказалось не так сложно. Все было прекрасно, но кто-то каким-то образом сумел обнаружить имена, под которыми скрывались он и его братья. Кстати, надо связаться с братьями. Обычно они беседовали друг с другом пару раз в год. Но сейчас им нужно сообща выработать план действий.