– Но это правда, – настаивал он, и его золотистые глаза заискрились смехом. – В конце концов, за один день мужчина может совершить только один подвиг – соблазнить женщину.

Теперь она и не пыталась сдерживать сарказма:

– Ну, тогда понятно. Несчастье в том, что он не может облагодетельствовать сразу всех страждущих. Не могу тебе выразить, как я опечалена. Вероятно, я единственная, кто по-настоящему серьезно невзлюбил его, но это не считается, потому что он сам стремился вызвать во мне неприязнь. И все же я искренне считаю, что ему нужно встретить женщину, которая останется к нему равнодушной. К сожалению, сомневаюсь, что нам доведется это увидеть.

– А еще говоришь, что простила его!

Таня вздохнула:

– Извини, Штефан. Боюсь, мне еще трудно отделить того Василия, которого я узнала, от того, каким он стал теперь. Безусловно, он очарователен, а иногда бывает очень милым. И конечно, я знаю, как отчаянно Василий тебе предан, и люблю его за это. Но его надменность и обидная снисходительность, его насмешки и презрение – это ведь тоже он. Они присущи ему с рождения, хотя, согласна, и в меньшей степени, чем я думала вначале.

– Я знаю, что он высокомерен, – откликнулся Штефан и добавил, проявляя лояльность к кузену: – Но не более того.

Таня уже была готова возразить, но осеклась, увидев, как Штефан поднял бровь. В конце концов Василий был не только единственным кузеном ее мужа, они были близки, как братья.

– Ну хорошо, – согласилась она. – Но сейчас он озабочен тем, чтобы расторгнуть помолвку, а ведь эта русская влюбится в него вне зависимости от его поведения, ты же знаешь. И как бы отвратительно он себя ни вел, в конечном итоге это не важно. Он разобьет ей сердце, и все-таки она будет стремиться к нему.

Таня вздохнула:

– Мне жаль эту бедную девушку, честное слово, жаль.

Между тем бедная девушка, которую Тане было так жаль, еще пребывала в блаженном неведении относительно своей помолвки и не подозревала о грядущем приезде своего нареченного жениха.

Когда Богдан принес известие о том, что кардинец всего в нескольких часах пути, Анна была у Константина. Чтобы не быть застигнутым врасплох, барон расставил по дорогам множество людей и, невзирая на уговоры Анны, решил до последней минуты не сообщать дочери о готовящейся свадьбе.

– Да, не очень-то он спешил. Он должен был приехать сразу вслед за письмом, – пробормотал Константин, не упуская повода лишний раз поворчать. – Судя по тому, что писала графиня, он выехал уже больше месяца назад. Я ждал его гораздо раньше.

– И о чем это говорит? – спросила Анна.

Ответом ей было только хмурое лицо барона.

– Верно. Это говорит о том, что он не хочет жениться.

Константин очень сильно нервничал и не только из-за приезда графа, но и потому, что он до сих пор не сообщил Александре, что у нее есть жених.

Анна догадалась, о чем он думает.

– Когда ты собираешься ей сказать?

– Может, лучше дать им сначала встретиться?

– Да ты в своем уме? Он заговорит о помолвке, а она рассмеется ему в лицо – вот уж прекрасное начало отношений! Ну?

Константин еще больше нахмурился. Анна не давала ему житья с того самого момента, когда он рассказал ей о своем плане. Но, как ни странно, чем больше она его пилила и чем острее он чувствовал свою вину, тем больше упорствовал.

Вот и сейчас он не двинулся с места, чтобы позвать Александру, и Анна вздохнула, не в силах побороть раздражение.

– Пусть она по крайней мере переоденется, или ты хочешь, чтобы она предстала перед женихом в штанах для верховой езды?

Она была права, а он даже не подумал об этом.

Александре понадобится в лучшем случае час, чтобы избавиться от запаха конюшни и привести себя в приличный вид, а неизвестно еще, сколько продлится их спор. Не раз он прикидывал в уме вероятность того, что спора вообще не будет. Но барон слишком хорошо знал свою дочь.