– Эти слова священны в моей семье, – губы Ролланда сходятся в твердую линию.

Я пожимаю плечами, прекрасно зная, каким грузом чувства Брейшо обычно ложатся тебе на душу, и меняю тему разговора.

– Потом Меро отбросил идею об убийстве Рэйвен, зная, что Донли планирует оставить ее там, где она была. Последнее, чего хотел Донли, так это чтобы она оказалась здесь. Случись такое, все бы узнали, что он сделал, – изнасиловал девушку, которая была обещана его собственному преемнику. Он разрушил все, но ему потребовалось бесстрашие восемнадцатилетней девочки ростом пять футов три дюйма, чтобы понять это.

– Донли был слабым человеком во многих отношениях, – Ролланд внимательно изучает меня.

– Я могла бы уйти от Меро, – говорю я. – Просто… убежать. Это было так легко.

– И все же ты осталась с этим монстром.

Я грустно усмехаюсь и перевожу взгляд на Ролланда.

– Да. Чтобы защитить сестру, которую я даже не знала.

– Почему?

– Потому что, хотя я ни разу не видела ее, моя интуиция подсказывала мне, что ее цель была важнее моей, – мгновенно отвечаю я. – И оказалась права.

Ролланд снова вздыхает, встает и протягивает мне руку. Я беру ее, позволяя ему поднять меня на ноги. Он стоит, высоко подняв плечи, глаза у него такие же яркие, как у его единственного родного сына.

– Это честь, – говорит он. – Это верность без цели или личной выгоды.

– Это – Виктория Вега, Ролланд.

Тепло, окутанное чувством вины, зарождается у меня под ребрами, медленно распространяется по груди, беспокойство заставляет мой взгляд переместиться на второй этаж особняка, к окну, которое ведет в комнату одной маленькой девочки, и еще…

Он наблюдает – вижу я.

Она отпускает руку моего отца, ее глаза прикованы к моим.

Само ее существование приводит в бешенство.

Опьяняет…

Чертовски тревожит…

Я не знаю, что это такое и почему так, но между нами есть сумасшедшее притяжение, которое назревало с самого начала, и теперь, когда она живет с нами под одной крышей, я могу подозревать, что накал будет еще больше.

Мои глаза сужаются, и она наклоняет голову, не желая отводить взгляд первой.

Ненавижу, как мое тело реагирует на нее, но, что еще хуже, я ненавижу следующую мысль:

Она сводит меня с ума, черт возьми, но, боже, как мне свести с ума ее…

– На что ты смотришь, Пакман? – голос Рэйвен врывается в мои мысли. Она называет меня именем героя компьютерной игры, который жрет все подряд.

– Да так, на одну девушку в нашем дворе. Вроде она тебе сестра, но совсем не похожа на тебя, то есть полная противоположность.

И правда, у Рэйвен длинные, гладкие, черные как смоль волосы, которые она недавно подкрасила фиолетовым, и каменно-серые глаза. Даже тон кожи у нее другой – светло-кремовый, контрастирующий с ее изогнутыми розовыми губами.

А у Виктории безупречный летний загар, который держится круглый год, глаза темные, а губы пухлые, и она постоянно держит их поджатыми.

Красятся они похоже: толстая черная подводка и много туши на ресницах – такой образ крутой рокерши, но на этом сходство заканчивается.

В Рэйвен все кричит о безрассудстве, а Виктория – воплощение цинизма.

Рэйвен не думает – она действует, а Виктория вечно прокручивает все в голове.

Рэйвен смеется по поводу своего внешнего вида: «Это потому, что я была обречена выглядеть как моя мать, пусть дьявол вечно жарит ее душу в аду».

Я поворачиваясь к ней.

Чуть больше месяца назад она вытряхнула прах своей матери в ручей около нашего дома, предоставив мерзкой женщине упокоиться в знакомом месте, хотя сама Рэйвен не считает, что ее мать заслужила это.

– Ты думала о ней? – спрашиваю я, и мой взгляд падает на ее живот.