Ну да потянуло меня к чужому узелку. Но я же слово – пусть и не́мое – маменьке дал. Вот как потянуло, так назад и оттянуло. Не стал я своё слово ивановское крепкое нарушать! А вы… насмехались небось?

Встал я с пенька замшелого, мох рукой поправил – негоже после себя мятым место оставлять – негармонично это. И продолжил свой путь, неведомо, когда заканчивающийся.

И когда уж было решил, что заплутал, а вечер на носу, и волки могут быть, и есть с собой нечего, кроме Бабы Ягиных пирожков, и что слово своё нарушить придётся по причине непредвиденных обстоятельств, увидел перед собой хоромы чуть ли не царские. Аж сел на мягкое место от изумления. Это же надо! Посреди леса чудо стоит! Да такое ладное, красивое, придраться не к чему. Добротно сделано! На совесть! Ставни резные, вместо конька ворон чёрный, как настоящий сидит. А не-е… улетел, и правда, настоящий.

Пока я глаз не мог отвести от чуда, руками человеческими сотворённого, хозяйка этого строения на меня с интересном смотрела. Но почувствовал я взгляд и глянул в сторону. А там она – Баба Яга!

Ещё подумал тогда:

«Может… внучка её?»

Уж очень она на страшную женщину не походила. Красоты неописуемой! В платье красном, золотым поясом подвязанном. Волосы чёрные, лентой алой в косу заплетённые.

– Здравствуй, Иван. Меня все называют Бабой Ягой, так что не внучка я ей. Чего расселся? Проходи, коли пришёл.

Прошла женщины к крыльцу, по ступеням поднялась и двери своих хором передо мной распахнула.

«Да не-е… внучка. Баба Яга не такая. Ошибся я наверно, не туда свернул…»

Был уверен я.

– Не ошибся, ты Иван. Все дороги лесные ко мне ведут.

Удивился я. Она мысли читать может. Как не удивиться?

– Не стой у порога, проходи, – приглашает женщина.

Прошёл я в её дом, поклонился, ну как это положено.

Пригласила меня хозяйка за стол, и сама села, заметив корзинку в моей руке.

– Не нужно церемоний, Иван. Вижу с гостинцем от матушки пришёл. Как моя сестрица Алёнушка поживает?

Кстати, может вам странно покажется, но у нас всех женщин, девушек и девочек Алёнушками зовут. Без исключений. Как родится девочка – сразу Алёнушка! Никаких тебе вопросов, как назвать.

Хотел я рассказать, о том, как хорошо поживает моя матушка, но только рот открыл.

– Говоришь, хорошо поживает. Это хорошо.

«Так вас не Баба Яга зовут? А… Алёнушка?» – догадался я.

– Меня зовут Баба Яга. Не многовато ли Алёнушек у вас в деревне, Иван? И Иванов – не многовато ли? Что за придурь местная детей одинаковыми именами величать?

Не задавался я прежде таким странным вопросом.

«А если у всех имена будут разные, разве всех запомнишь?» – спросил я мысленно.

– Вот в знак протеста против местной придури я и ушла в лес. Ваши Иваны вон часто ко мне захаживают, видишь какие хоромы построили – самой себе завидно. Всё пытаются Алёнушку из меня сделать и в жёны взять. Невдомёк им, что пустое это… Вижу, Иван, замужество на мне тебя не интересует.

Я головой отрицательно покачал и пальцем указательным на горло своё указал.

– Ещё бы интересовало, племянничек. Голос, говоришь, пропал и до этих пор не нашёлся.

Я опять киваю, удивляясь, как она ловко мои мысли читает.

– Обиделась я на тебя, Иван, вот голоса и лишила.

Он слов таких я даже подскочил на месте.

«Что я такого сделал, чтобы обижаться на меня?»

– Да ты не горячись. Просила я у Вселенной помощника себе на время. Я же не виновата, что это ты оказался. Ты же моих серых ребят извёл, когда зайцем был?

«Ну, я. Дак, они ж меня могли…»

Растерялся я. Ведь и прежде свою правду не шибко-то мог доказать, а тут как оправдаться?

– Волки деревенских не трогали, на скот никогда не нападали, разве не так? Они гусей-лебедей моих стерегли. А ты на них охотников натравил. А как волков не стало, лисы гусей-лебедей порешили. Чудом одного спасти успела, да и тот чёрным оказался. Так что, Иван, придётся тебе исправлять дела свои по недомыслию сделанные.