– Говори Елизаров – разрешил командир

(Елизаров?) – задался вопросом я

Дело в том, что девичья фамилия моей прабабушки, по маминой линии, была именно Елизарова – это я узнал от матери учась в девятом классе, так что возможно тот юноша стоящий воле меня был моим предком.

– Дело в том, что мы нашли его в лесу, недалеко от города. Не пойми от куда взялся и не имея при себе документов, мы пытались расспросить его по дороге, но он скорее всего был контужен и поэтому так и не смог дать нам внятного ответа!

Елизаров говорил чётко и быстро, при этом выпрямив спину и держа руки по швам. В ответ на его слова командир опустил взгляд на стол и взял в руку мой телефон и показал его мне.

– Про это ты тоже ничего сказать не можешь? – спросил он у меня

Я отшатнулся. Понятия не имея как выкрутиться из подобной ситуации, я нервно стал бубнить себе под нос, что-то в духе:

– Я штучка не несёт никакой практической цели – это просто штучка, которую приятно держать в руке…

– Чего?! – перебил меня командир

– Я говорю я не знаю! – выдал я на одном дыхании

– Ты вообще от куда взялся? У нас некий Марф в городе не числится!

– Я не знаю

– Ладно… Что уж с тобой – вздохнул командир

– Так что с ним делать товаришь командир? – поинтересовался Елизаров

– Что-что… У нас проблемы и посерьёзнее, чем какой-то контуженый! Немцы уже подступают к городу, такими темпами они к началу осени до Москвы доберутся – надо их вытеснить! Однако на оборону города солдат катастрофически не хватает! Дайте вот этому автомат пусть стране послужит!

– Вы серьёзно товарищ командир? Он же не военный!

– Военный – это не профессия, военный – это половая ориентация! Раз он здесь, пусть послужит родине!

(Вы что во всем?! Какой я воевать?! Я хочу обратно домой к маме и отцу!… Я не хочу здесь оставаться!… Почему меня до сиг пор не вернуло?) – думал я

Тем временем мои мысли прервал Елизаров:

– Слышал, что сказал командир? Пошли выдадим тебе обмундирование!

– Извините – не решительно произнёс я

– Что? – спросил командир

– А… Какой сейчас год?

Командир почему-то усмехнулся

– 19 мая 1942 года – ответил он

(Мне конец!…)

Мне выдали комплект формы. Она была слегка великовата, но в целом была вполне удобной и пригодной для ношения. Так же мне указали на кровать и сказали, что мне нужно подстричь волосы. Этого мне делать абсолютно не хотелось, так как я любил свои длинные светлые волосы и не хотел их состригать, но моё мнение никого не интересовало. Уже через час после разговора с командиром, я сидел на табуретке и один из солдат стриг мне волосы, причём очень странной машинкой. Во время стрижки, машинка причиняла мне боль, когда я пожаловался на это, тот солдат мне ответил:

– Тошо стричь их надо чаще! И вообще чё ты как быба терпи!

Что сказать та стрижка была мне явно ни к лицу. Меня подстригли вочти под ноль, из-за этого я сперва даже себя в зеркало не узнал – это был ужас.

Пришёл час ужина. Кормили нас какой-то безвкусной кашей, которую даже есть было противно и небольшим куском хлеба с чаем. Чай кстати тоже был какой-то странный по вкусу и совсем без сахара. Но солдаты не жаловались, просто молча ели. В столовой их кстати было чуть ли не несколько сотен. Смотря на них мне становилось не комфортно, ведь большинство из них были молодые ребята, возрастом 18—25 лет и тем больнее было признавать, что большинство из них отдаст жизнь ради победы.

После ужина был отбой, кладя голову на подушку, я всё мечтал, что вот сейчас, я закрою глаза и проснусь у себя дома, в своей тёплой кровати и как обычно пойду в институт, словно ничего и не было. Но реальность оказалась куда жёстче.