– Запишешься в библиотеку и станешь читать книжки, – осадил меня супруг.

Как чужие люди, мы брели от кинотеатра домой, говорить было не о чем.

Мы зашли в квартиру, и Глеб сразу закрылся с родителями в «переговорной за круглым столом», так я называла кухню. Он долго спорил и объяснял им своё решение.

В коридор вышла его мама.

– Ирочка, сынок рассказал нам, что вы расстаётесь. Я хочу попросить тебя собрать вещи и уехать домой к маме.

На меня накатила волна гнева и я начала истерить.

– Значит, семейный совет принял решение выставить меня с ребёнком из квартиры? Я никуда не уйду! Я и мой сын прописаны в этой квартире! Вы не имеете права так поступить с несовершеннолетним внуком! На дворе мороз… Нам некуда идти!

– Как не стыдно? – воскликнула свекровь. – Ты змеёй вползла в нашу квартиру шесть лет назад… Ты под гипнозом заставила нас подписать согласие на твою прописку в нашу квартиру. Да ты просто квартирная авантюристка!

– Неправда! Я любила, люблю и буду любить Глеба. Я никуда не уйду! Дома у мамы меня никто не ждёт! – парировала я и закрылась с ребёнком в спальне.

Дата двадцать шестое ноября стала для меня чёрным днём календаря…

Как мне жить дальше? Мы были с Глебом вместе уже почти десять лет… У нас пятилетний ребёнок. Детский садик, куда я вожу Андрейку, находится во дворе, рядом с домом. Достать путёвку в другой садик немыслимо.

Но не это главное.

Главное, я жила последние годы для мужа, я просто растворилась в заботах о нём, я не могла без него… Без него мир вокруг станет серым.

Я чётко увидела, что шагаю в пропасть, и мне реально стало страшно за своё будущее.

До дня развода оставалось пятнадцать дней…

Все дни от двадцать шестого ноября до двенадцатого декабря тянулись для меня, как в тумане. Я ждала, я очень надеялась, что Глеб одумается.

Но этого не случилось.

Мы встретились с ним в суде. Он был великолепен. Военная форма ладно сидела на нём.

Началось судебное заседание. Судья зачитал иск, в котором говорилось, что Глеб не имеет имущественных претензий, что ребёнок после развода родителей остаётся с матерью, а также то, что встречный иск от супруги на алименты не поступал. Затем он спросил о мотивах расторжения брака.

– Я не люблю жену, – ответил Глеб, – и хочу развод.

Я была вся на нервах, и после его ответа слёзы горечи покатились по моим щекам.

– Я люблю мужа, – плача сказала я, – мне нет без него жизни.

Глеб с ненавистью посмотрел на меня. Он не ожидал такой провокации.

Суд удалился на совещание. Через несколько минут судья объявил, что, учитывая отсутствие договорённости у супругов, несогласие с разводом одной из сторон, а также наличие несовершеннолетнего ребёнка, судебное заседание откладывается на три месяца.

У меня снова появилась надежда на перемирие.

Но до Глеба было «не достучаться». Он был неприкасаемым. Переехал ночевать в зал. Целыми вечерами где-то пропадал. Однажды, в канун Нового года, постучался в дверь ещё недавно нашей спальни и присел на край кровати.

– Я хочу с тобой договориться. Согласно нашей юношеской клятве мы сможем оставаться любовниками. Я прошу, нет, я умоляю тебя смириться наконец с мыслью, что мы разводимся, и дать мне развод.

– Глеб, я хочу, чтобы ты сейчас же стал моим любовником, – обняв мужа, предложила я.

Он остался со мной на ночь. Казалось, что не было никаких судов и слов о разводе. Мы снова были вместе. Мне было так уютно с ним и классно! Мы целовались как прежде и были ласковы друг с другом.

– Где ты планируешь встречать Новый год? – нежно спросила я Глеба.

– Мы с друзьями выезжаем в загородный санаторий. Там организуется вечеринка, посвящённая встрече с символом года. Будут катания на тройках лошадей.