Состояние Любы, моральное, душевное и физическое, в последнее время оставляло желать лучшего. Она сильно похудела, осунулась, глаза окончательно потухли, в них уже не было никаких признаков жизни. Она понимала, что, скорее всего, не доживет до лета, и скорее всего, не сможет освободиться. Время шло, а чуда не происходило.

Она окончательно надломилась, не хотела жить, и стала все чаще задумываться о том, чтобы покончить с собой, не в силах более терпеть пытки и издевательства. Ее тело было постоянно избито, искусано, изломанно ненасытным маньяком, ее жизнь превратилась в непередаваемый кошмар, ее душа уже не выдерживала того, что она терпела ежечасно. Она убедила себя, что рано или поздно погибнет здесь или от рук маньяка, или умрет от издевательств.

Судя по висящему на стене карманному календарику, сегодня тридцать первое декабря. Сегодня все свободные люди будут встречать Новый Год. Все запаслись продуктами, подарками, сюрпризами, и вечером будут смотреть «Иронию судьбы» и стругать «Оливье». Город украшен елками, на оживленных улицах суетятся люди, на каждом углу продают блестящие и шелестящие елочные украшения, искусственные и лесные елки, в магазинах очередь за шампанским. С детства ей помнилась атмосфера праздника на каждом шагу, нарядная елка, подарки, фейерверки.

Новый год идет по земле, обещая все только самое хорошее. Кому-то удачное замужество, кому-то счастливое рождение ребенка, кому-то первую любовь. Кто-то продвинется по карьерной лестнице, кому-то покажется, что мир уже мал для путешествий, кто-то наберется храбрости и во весь голос скажет: «Нет!». Новый год идет по планете, неизвестный и таинственный, и никто не знает, что несет в своем мешке бородатый дед в красной шубе.

Люба сидела на скамье в бане и с тоской думала о том, что сейчас делают ее девочки, мама и бабушка. Как они будут встречать Новый год без нее, как грустно им будет! Она вспомнила, как в последний Новый год шутила, и дети смеялись, вкус любимого торта бабушки «Пьяная вишня», к приготовлению которого она не допускала никого, священнодействуя сама на закрытой кухне. Утку с апельсинами и салаты мамы. Новогодний ужин с друзьями и близкими.

Губы задрожали, слезы хлынули в два ручья. Как ей хотелось прижать к себе их всех и сразу, сказать, как она тосковала о них, и что она больше никогда их не покинет, и не отпускать от себя никуда! Выдержат ли они испытания разлукой? Выдержит ли она? Что принесет ей новый год? Жестокую смерть или освобождение? Сколько месяцев (или лет?) ей быть еще в плену у этого чудища? И кто вообще объяснит ей, почему она здесь?

На душе скребли кошки, и укоры совести одолевали душу при мысли, что она оставила детей без своей опеки.

– Мои жемчужины, Богом мне вручены! Если умру, пусть я буду приходить к вам во сне и ласкать вас. Я так вас люблю! Так люблю!

Люба задохнулась от слез и, всхлипывая, стала достирывать белье. Достирав рубахи, взяла таз с мокрым бельем и, надев ватник, пошла в избушку, в которой жил китайчонок Ли.

В маленькой избушке имелся отдельный закуток, где было тепло от печки и висели веревки для просушки белья. Она тихо вошла в домик и прошла в закуток, поставив таз с бельем на лавку. И вдруг услышала через открытую дверь шорох и приглушенный голос старого китайца. Невольно обернувшись на голос и посмотрев в сторону двери, обмерла от неожиданности. Старый китаец насиловал Ли, приказным тоном заставляя китайчонка подчиняться ему так, как он этого хотел.

Открывшееся грязное зрелище было настолько отвратительным, что потом она даже не могла вспомнить, как схватила мокрую рубаху и, вскочив в комнатушку, стала с бешеным неистовством хлестать мерзкого насильника.