– Кстати, о бюрократах в военное время! – подхватил интересную тему Махони, – Открою вам небольшой секрет: Нарисованный Глиттоном и Уэстмором бюрократ уже через пару дней встретился лично мне – но не наяву, а во сне…

– Где только люди не встречаются в наше суматошное беспокойное время! – философски заметил Маклуски, выпуская изо рта очередное табачное облачко, – Надеюсь, вы догадались прихватить в свой сон какой-нибудь кирпич поувесистее?

– Увы! – подосадовал Махони, – Всё произошло настолько внезапно, что разыскивать кирпичи было уже некогда… А приснилось мне, что у нас будто бы началась война, в стране объявили всеобщую мобилизацию, а меня самого призвали в действующую армию…

– Махони, а вы по своим убеждениям – случайно не милитарист? – высказал опасение Доддс.

– Нет-нет, ни в коем случае! – опроверг главный докладчик, – Напротив, я с большим сожалением воспринял окончание мирной беззаботной жизни; однако (не побоюсь показаться нескромным) я ни на секунду не забывал о своём морально-патриотическом долге и почётной обязанности защищать родину. И вот шагаю я во сне по притихшим лондонским улицам в сторону мобилизационного пункта; на мне надета пятнистая гимнастёрка призывника и такая же пятнистая пилотка… Я ещё успел подумать: "Да… Как же всё-таки изменился Лондон по сравнению с мирным временем! Раньше тут невозможно было протолкнуться от избытка людей и машин – а теперь вот такая пустота…" Мне навстречу попался военный патруль. Похоже, он рыскал по городу в поисках так называемых уклонистов… На моих глазах патрульные обнаружили в каких-то кустах чей-то автомобиль, весь заваленный листьями и ветками. Когда они вскрыли его багажник, оттуда робко высунулся некий тщедушный очкастый тип в пятнистой гимнастёрке… "Ага, ещё один уклонист!" – обрадовался начальник патруля, – "Ну-ка, отвечай: Что ты здесь делаешь?" "Ничего!" – завопил в панике незадачливый уклонист, – "Я залез сюда немного погреться!" "Раз греешься – значит, уже что-то делаешь!" – резонно заметил начальник патруля, – "Придётся тебе, братец, ответить перед законом за дачу заведомо ложных показаний…" Ну а я всё продолжал шагать по улице в сторону мобилизационного пункта. Поднял я голову – и глазам своим не поверил: Мне навстречу вдруг выходит тот самый бюрократ, которого нарисовали на плакате Глиттон и Уэстмор! Я узнал его с первого же взгляда: Он был всё такой же угловатый и мордатый. (Правда, одет он был теперь уже не в костюм с галстуком, а в пятнистую гимнастёрку с пилоткой, как и я.) Подходит он ко мне и говорит: "Позвольте представиться: Я – военный корреспондент газеты "Боевой листок". Не возражаете, если я возьму у вас интервью?" "Честно говоря, мне сейчас не до разговоров! Я тороплюсь в мобилизационный пункт", – ответил я. "Не беда! Я буду интервьюировать вас на ходу", – предложил он. И вот идём мы с ним уже вдвоём по притихшим лондонским улицам… "Что-то не соображу, с чего бы начать…"– сказал бюрократ-военкор, – "Сперва, наверно, мне следует поздравить вас с приближающимся Новым годом…" "А не рановато ли?" – засомневался я, – "До новогодних праздников осталось, по меньшей мере, ещё девять месяцев…" "Пустяки! В нынешней суровой военной обстановке они промелькнут, как один миг", – обнадёжил меня этот тип, – "Итак, с Новым годом я вас поздравил. А что дальше…? Ну, например, я задам вам вот такой вопрос: В какой род войск и на какой фронт вы надеетесь попасть?" "Куда попаду – туда попаду", – ответил я, – "Но если бы выбор зависел от меня, я бы предпочёл служить при каком-нибудь штабе. Мне думается, именно там я бы смог с наибольшей полнотой реализовать свои профессиональные навыки". "Ну что ж, желаю удачи!" – уныло кивнул головой бюрократ, – "А о чём бы ещё мне вас спросить…? Как назло, ни одной дельной мысли почему-то в голову не лезет… Может быть, вы сами желаете задать мне какой-либо вопрос?" "Я бы хотел узнать, в какие воинские части попали мои коллеги по Центральной полиции – Доддс, Маклуски, Родли и прочие!" – не затруднился я. "К сожалению, подобной информацией наше издание не располагает", – ответил он. "Тогда мне больше нечего у вас спрашивать", – сказал я. "И мне у вас, пожалуй, тоже", – сказал он, – "Мне остаётся разве что ещё раз поздравить вас с Новым годом…" "И вам того же!" – не остался в долгу я. В этот момент мы с этим типом как раз подошли к какой-то неказистой деревянной избушке без каких-либо табличек над входом. Некое шестое чувство подсказало мне, что это и есть наш мобилизационный пункт… И вот захожу я в избушку – а бюрократ-журналист по-прежнему от меня не отстаёт. Изнутри мобилизационный пункт сильно смахивал на какую-нибудь заштатную забегаловку: Повсюду расставлены столы и стулья, а за стойкой возвышается некий официант в пятнистой гимнастёрке. "Ага, ещё один призывник!" – обрадовался он, увидев меня, – "А ну подходи и получай фронтовой паёк!" Честно говоря, есть мне в тот момент совершенно не хотелось. Но военная дисциплина, как известно, едина для всех и никаких послаблений не признаёт… И вот подхожу я к стойке – а официант протягивает мне миску, доверху наполненную какой-то бурдой. Увы, разглядеть свой фронтовой паёк повнимательнее я не успел – журналист-бюрократ тут же выхватил миску у меня из рук, уселся за ближайший столик и принялся за обе щеки уплетать мою порцию. "Да чёрт бы тебя побрал, прожорливая морда!" – сказал я в сердцах, – "Официант, выдайте мне ещё один фронтовой паёк!" "А разве тебе мало одного?" – удивился этот тип за стойкой, – "Ну и ненасытные призывники нынче пошли…!" Он пододвинул ко мне другую миску. Я расположился за свободным столиком и не без настороженности изучил её содержимое. Как выяснилось, мой фронтовой паёк состоял из нескольких квадратных ломтиков, отдалённо напоминавших то ли кабачки, то ли патисоны. Я взял в руку вилку и попытался поддеть ею один из ломтиков… Но тут ко мне за столик вдруг подсел всё тот же бюрократ, уже успевший расправиться с первой порцией. "Итак, вас ожидает отправка в боевую воинскую часть", – произнёс он, не сводя глаз с моей миски, – "Вам предстоит претерпеть немало тягот и лишений, связанных с исполнением вашего патриотического долга… Конечно, я желаю вам всяческих успехов в боевой и политической подготовке!" С этими словами он ловко воткнул свою вилку в самый большой кусок на моей миске и мгновенно отправил его к себе в рот. "Эй, послушайте!" – возмутился я, – "А вам не кажется, что ваше поведение начинает выходить за рамки приличий?" "А между тем, обстановка на фронте продолжает оставаться тревожной и непредсказуемой", – ответил этот обжора, уже безо всякого стеснения орудуя вилкой в моей миске, – "Но все мы уверены, что наши бойцы проявят несгибаемый ратный дух и беспримерную доблесть для защиты боевых рубежей нашей необъятной родины…" Я не успел и глазом моргнуть, как он расправился и со второй порцией, бодро поднялся из-за столика и невозмутимо произнёс: "Ну, не буду вас далее задерживать! Поздравлю-ка я вас ещё раз с Новым годом и побегу по своим делам!" И он быстрее молнии выскочил из призывного пункта – а я всё никак не мог сообразить, как мне следует поступить: то ли погнаться за ним и набить ему морду, то ли попросить у официанта третью порцию… Так и не решив эту дилемму, я совершенно некстати проснулся и обнаружил, что лежу на какой-то койке в какой-то незнакомой комнате позади какого-то непонятного шкафа. Спросонок моя голова работала не слишком резво; в ней крутились примерно такие мысли: "Интересно, где я сейчас нахожусь – наяву или опять во сне? Должен ли я идти на работу в Центральную полицию, как в мирное время, или снова бежать в мобилизационный пункт?" Осмотревшись по сторонам, я убедился, что нахожусь явно не у себя дома. "Так-так-так!" – пораскинул мозгами я, – "Похоже, меня действительно призвали в действующую армию, и я теперь служу при каком-то штабе, как первоначально и планировалось…" Мою догадку подтвердил чей-то начальственный голос с той стороны шкафа: "Махони, вы уже доложили в Верховную Ставку о том, что у нас в штабе завелись крысы?"