– Это нечестно, Тамаз! С детства я отдаю тебе лучшие игрушки. И только потому, что ты родился на два часа позже!

– Хватит жаловаться, Яго. Ты уже большой, а всё говоришь про свои игрушки.

Они объехали беглеца, играючи пустили коней по кругу, и у Фабиуса перед глазами замелькали блестящие конские фигуры, похожие на огромные капли расплавленной смолы.

Фабиус Мечехвост никогда и никого не стал бы молить о пощаде, не встал бы на колени, но война научила его не только побеждать, но и вовремя признавать поражение. Он поднял руки.

– Что, опять будем бросать монетку? – продолжал между тем один из близнецов, замедляя коня.

– Будешь ползать на карачках, искать её в траве? Нет, Яго, давай в ножичек.

– В ножичек? Да ты никогда не мажешь, старик. Мы так до утра играть будем.

Фабиус прокашлялся. Всадники ни разу не посмотрели на него, как будто его не существовало. Было в поведении этих двоих что-то схожее с поведением великана и лилипута. И это «что-то» заставило лучшего фехтовальщика Гончих похолодеть.

– Вот как мы поступим, – сказал тот, кого звали Тамаз (или это был Яго?). – Брось-ка наземь тот палаш, что нашёл сегодня на арене. Упадёт гравировкой вверх – ты танцуешь. Упадёт гравировкой вниз – танцую я!

Брат исполнил сказанное мгновенно. Клинок блеснул в свете луны и вонзился в полуметре от сапог Фабиуса. Как зачарованный, Мечехвост уставился на качающуюся рукоять своего именного палаша, который он не надеялся больше увидеть.

– Вот засада! Он воткнулся в землю. Как же быть?

Вымуштрованные кони одновременно остановились.

– Хотите убить, так убивайте, – глухо произнёс Фабиус, раздувая ноздри и глядя на братьев исподлобья. – А развлекать я вас не стану, выродки.

– Заметь, Тамаз, мы ему ещё ни разу не нагрубили. Привезли потерянную вещь. А он нас за это назвал выродками. Несправедливо!

– Ориоль сказал бы, что он воспитывался в неблагополучной семье, – Яго сладко зевнул. – Может, его обижал отчим или таскал за ухо дядя. Вот он теперь и срывается на лицах мужского пола.

– Закройте свои пасти и дайте мне меч, – огрызнулся Фабиус, чувствуя, как волосы на руках встают дыбом. – Тогда и выясним, кто из нас мужчина.

– Я уж думал, ты не предложишь, – сказал Тамаз, тот из братьев, что, похоже, был серьёзнее и спокойней.

Мечехвост недоверчиво поглядел на свой палаш, воткнутый в землю, и сказал:

– Ага, знаю я эту шутку. Только протяну руку, тут же останусь с обрубком вместо неё.

Яго закатил глаза, чуть тронул лошадь пятками и отъехал в сторону.

– Мне кажется, этот всадник нас снова недооценивает. Тамаз, старина, как же нам убедить его в том, что мы сторонники честного поединка?

Мечехвост сплюнул на землю, хищно улыбнулся:

– Видел я сегодня ваши честные поединки. Цепи, тараны да ямы со зверьём. Ни дать ни взять хитрые цирковые уловки.

Тамаз спрыгнул на землю. Легко, пружинисто.

«С такой же лёгкостью, – подумал Фабиус, – он может запрыгнуть обратно в седло или вовсе перепрыгнуть через коня».

– Выбери, – сказал старший близнец, глядя ему в глаза, – выбери одного из нас. Мы делаем это только из уважения к твоему искусству. Других причин давать тебе шанс у нас нет.

Фабиус перевёл тяжёлый взгляд на Яго:

– Я буду драться с тем из вас, кто целился мне в шею на арене цирка, но не достал.

– Это был я, – сразу ответил Тамаз.

– Откуда мне знать?

– Мне всё равно, веришь ты или нет. Хотел доказать, что ты мужчина, – докажи.

– А если твой братик ударит мне в спину?

– Хотел бы, давно ударил.

Мечехвост быстро протянул руку, обхватил холодную удобную рукоять, выдернул остриё палаша из земли, поцеловал гравировку на клинке.