– У меня многие оставались без языка только за то, что произносили эту кличку, – выпрямился в седле командир, рыская глазами по толпе.

– Луукас, дружище, но тебя ведь так называют от большой народной любви!

Зал взорвался дружным хохотом, но почти сразу стих. Краем глаза командир Гончих видел, как его люди нервно переглядываются. Он нащупал стальной крючок на оружии древних и, как учил торговец, взвёл его.

– Луукас, брат, ну не сердись! – доверительно бросил клоун, протягивая руки. – Ну, разве ты не знаешь, что я шут гороховый? Моя работа – всех веселить! Скажи, чего ты хочешь?

Хватка Циклопа чуть ослабла. В конце концов, ему не следует навлекать на себя народный гнев, убивать на глазах публики известного артиста. Да и тратить силу грома на этого шута – себе дороже.

Командир Гончих набрал воздуха в грудь:

– Мы ищем предателя и душегуба, коего именуют…

– Кря-я-я-а! – Ориоль держал во рту свистульку и смотрел на него придурковатым взглядом. – Луукас, это привычка. Дурная привычка! Прости! – Клоун шлёпнул себя по руке, по губам, убрал свистульку за спину. – Прости, друг, продолжай и не обращай на меня внимания!

Циклоп быстро вытер нос цвета кирпича. Рука снова обхватила рукоять гром-трубки.

– Мы ищем предателя и душегуба, известного как… – Он выждал паузу. Клоун игрался со свистулькой, вертел её в руках, не поднимая головы. – Известного как Скорпион Таурусский!

Публика зашумела, задвигалась в темноте. Их бурная реакция вызвала у командира усмешку. Значит, скрывают. Значит, след взят верно.

Накрашенные углем глаза клоуна хитро сощурились.

– Кто-нибудь видел Скорпиона? – гневно бросил Ориоль в толпу. – Эй вы, голодранцы, почему молчите?

– Кто такой? Таких не знаем! – ответил тот же наглый голос с задних рядов.

– Послушай, Луукас… – Голос клоуна внезапно лишился игривых ноток, стал простым и даже усталым. – Послушай, я скажу только раз. Того, кого вы ищете, с нами нет. Тот, кого вы называете Скорпионом, вернулся в Чёрную Язву и сгинул там, клянусь тебе моей мамой. Не преследуйте больше нас. Этим вы ничего не добьётесь. Мы честные люди, работаем, трудимся. Зарабатываем себе на хлеб, а гладышей гоним прочь.

– Дай я вгоню этому балаболу стрелу в глотку, командир, – нежно попросил доселе молчавший Фабиус Мечехвост, пристраивая на колене самострел. – Больно сладко он поёт. И к матушке его никакого доверия. Она от такого ублюдка, небось, отказалась.

– Отставить! – услышал Луукас Краснолицый собственный голос, хотя губы его были плотно сомкнуты. – Слушай мою команду: всадникам спешиться!

У Фабиуса Мечехвоста отпала челюсть, самострел чуть не выскользнул из рук. Луукас Краснолицый вытаращился, не понимая, откуда звучит его голос! А отряд конников, привыкший к жёсткой дисциплине, вдруг начал исполнять приказ. Не все, конечно, но те, кто стоял за спиной Луукаса, и другие, сбитые с толку внезапной командой.

– Ко мне! – проревел голос, с точностью копируя все интонации командира.

Циклоп посмотрел на едва шевелящиеся губы шута-чревовещателя и вздрогнул. Жгучий пот брызнул из всех пор на теле командира. Обманщик! Подонок!

– Назад! – заорал Луукас. – К лошадям, идиоты! Он дурит вас!

– Поменяться лошадьми! – вторил ему поддельный голос клоуна.

Бойцы метнулись к лошадям. Но роковая ошибка уже была допущена. Всадники потеряли всего несколько секунд, чтобы прийти в себя, и этой заминки хватило для манёвра.

Зрители на трибунах зашевелились. Отсюда Луукасу сложно было понять, что они делали, но выглядело это так, будто у всех них разом зачесались уши. Клоун тоже заткнул уши пальцами, набрал в могучую грудь воздуха, – в губах он уже держал другую пищалку, необычной формы, сделанную из меди.