– Я тебя в «Орли» высажу, ладно?

Аэропорт встретил неприветливо. Таможня долго копались в рюкзаке Павла, обшарили весь самолёт. Антуан попрощался и улетел. Документы унесли, и вернули только через полчаса.

– Что ж вы не сказали, что вы хранитель? – высокий худой таможенник протянул Павлу паспорт. – Вы уж простите, мы по инструкции действовали. Если бы знали, то ускорили бы процесс. А так… сами знаете, какая обстановка в мире. Хоть коммунизм и победил во всём мире, всё равно бдительность терять нельзя. Добро в Париж, западный оплот мирового коммунизма!

Он щёлкнул каблуками и вытянулся, приложив ладонь к козырьку.

Павел прошёл через грязный, облезлый терминал и вышел на улицу. К нему сразу подбежали таксисты. Павел отказался и пошёл на остановку.

Проехав в набитом уставшими людьми автобусе до Эйфелевой башни, он вышел, и решил прогуляться по Елисейским полям. Но это оказалось затруднительным, так как там проходила демонстрация. Тысячи людей с восторженными лицами плотной рекой текли вдоль Елисейских полей. Над толпой развевались кумачевые знамёна и портреты каких-то официальным мужиков. Где-то вдалеке виднелась гигантская трибуна установленная перед Триумфальной аркой… Рупоры висели на каждом столбе и оттуда доносился радостный голос.

– Да здравствует великий Ленин!!!

Толпа взревела. Мощное ура пронеслось над городом.

– Да здравствует генеральный секретарь компартии Франции товарищ Папье Маше.

– Ураааааааааааа!!!!

– Да здравствует победа коммунизма во всём мире!

Флаги закачались над головами. Толпа ревела.

– Слава агрономам Вашингтонщины, вырастившим рекордный урожай кукурузы!!!

– Слава!!!

– Слава животноводам Мельбурнщины, увеличившим втрое поголовье кроликов!!!

– Слава!!!

До Монпарнаса приходилось пробираться парком и улочками, постоянно тыча милицейским кордонам документы.

Кафе «Ротонда» кишело людьми. Павел помнил ещё те времена, когда здесь собирался мировой бомонд. Троцкий, Ахматова, Петлюра, Сартр и Дали, Пикассо, Шагал, Хэмингуэй и Ионеско – весь цвет мировой культуры и политики завтракали здесь кофе с круассанами и ужинали жюльеном, цыплятами «Montmorency» в вишневом соусе и салатом «Beaucaire» под бутылку божоле или мерло.

Это было так давно и так далеко отсюда, что Павлик не поверил глазам, увидев нынешнюю публику. Пролетарии в серо-чёрных тонах пили портвейн из залапанных граненых стаканов, в табачном смоге висел пьяный мат, похабный хохот и нетрезвый гомон. Окурки в лучшем случае попадали в стоящие на столе банки от Нескафе, те, которые не удостоились такой чести, летели на заплёванный пол. Павла накрыла неприятная ностальгия. Вспомнилась Родина.

Павел пробился к стойке, заказал беляш, стакан портвейна, конфетку. Тётка в кокошнике, сварганенного из куска картона и косынки, вытерла руки о засаленный халат, плеснула вино в щербатую чашку (стаканы все заняты), положила пирог на салфетку, подтолкнула к Павлу, взяла деньги, бросив их в карман передника. Сдачи Павел не дождался. Взяв заказ, он поискал место, где можно пристроиться. Наконец, нашёл уголок на столе, за которым стояли четверо небритых работяг. Они пили за мировой коммунизм. Павел спросил о Нострадамусе.

– Мишель? Был с утра. Потом ушёл на показ мод, вроде бы.

– Точно, в Доме Культуры. Здесь недалеко. За углом. А ты нездешний?

– А кто тут здешний?

– Выпьем за Ленина?

– Не хочу за Ленина. Вообще ни за кого не хочу.

– Мужик, ты не прав. – Компания напряглась, поставили уже поднятые стаканы. – Ты чего это за Ленина не хочешь пить? Может, ты и за победу коммунизма не хочешь?

– Не хочу, мне Мишель нужен.