Но каждую ночь, каждую свободную минуту он погружался в себя. И этой ночью ничего не изменилось.
«Натан, как думаешь, что мы делали в том месте?»
– Не знаю, – сухо ответил он.
«Ты преобразился. Стал таким спокойным, даже не оскалишься».
– Захлопнись, – сказал и перевернулся на другой бок.
«У нас было прошлое, значит, мы существовали. Разве тебя это не радует?»
– Это не наше прошлое. Оно принадлежит владельцу тела. У нас ничего не поменялось. Мы также никто и звать нас никак.
«Может пора изменить это».
– В каком это смысле?
Он привстал с кровати, заинтересовавшись разговором.
«Давай вернемся туда, где всё началось».
– Что ты несёшь? Раньше ты был в ужасе от одного упоминания этого места.
«Я тоже изменился. Обрел новые воспоминания и убедился, что существую. Теперь мне не страшно возвращаться к истокам. Я уверен, что там мы не станем заложником той тьмы. Мир, где мы живем, больше не иллюзия, Натан. И я хочу, чтобы и ты в этом убедился. В эти дни я не меньше твоего размышлял о нас. И я пришёл к мысли, что страх, рожденный тем местом, может стать ответом на наши вопросы».
– Ха. Ты больше не дрожишь от всякого шороха. Даже пытаешься бороться со мной. Может, ты на этот раз и прав. Может, стоит уже познать свою историю.
На этих словах Натан тайком выбрался из приюта. Слоняясь по пустым улицам под светом ламп, он пришёл к той самой лаборатории. Дорогу к ней он запомнил отчётливо, а ещё он запомнил тот трепет, который испытывал, убегая от неё. Её длинные коридоры заставляли сердце Натана стонать от боли, кровь стыть в жилах, а колени подкашиваться. Темное помещение душило его. Шрам на шее, словно горел, пульсировал, как и укусы на руках. Но он продолжал идти, следуя своей памяти. И вот он в той комнате перед камерой сенсорной депривации. Всё было, как в первый раз. Абсолютно тихо. Темно. И страшно. Натан зашёл в камеру и закрыл за собой дверь.
IX
Чуть больше года назад.
Прошло три месяца с тех пор, как Нейтан оказался заложником пустоты. Пусть сознание его не покинуло, но оно уже начало разрушаться, дробиться на мелкие осколки. Несколько раз память его стиралась, а после восстанавливалась вновь. В надежде почувствовать хоть что-то бродяга искусал себе все руки аж до мяса. Но эта больная попытка была бесполезна. Боли он не ощущал. О стены биться было тоже тщетно. Они оказались покрыты мягким и воздушным материалом. В ту пору, когда его охватывало безумие, он начинал ударять себя по голове. Так у него появилась внушительная гематому. Тогда на него впервые одели смирительную рубашку, чтобы он не мог себе навредить. Даже еда не доставляла ему удовольствия. Он не чувствовал вкуса, да и кормили его чем-то жидким и вязким. В попытках прекратить такое существование он устраивал голодовку, но в камеру начали пускать усыпляющий газ. И как только Нейтан засыпал, ему прокапывали все нужные вещества напрямую.