– Я должна принять полезное решение, Эли, – собрав силы, ответила она. – Ему так будет лучше. Я лишь настоятельница приюта… не его мать. Он никогда меня такой не называл и не считал, так как всё прекрасно понимал, – она задыхалась с каждым словом, слёзы подступали. – И ты должна понять, Элизабет. И принять тоже. Собери его вещи. Завтра устроим прощальную вечеринку, а послезавтра отдадим в новую семью… настоящую.

Каждое слово сопровождалось болью в сердце.

– Мы его семья! – вдруг выскочило у Эли. – Ты его мать! Ты его вырастила!

– Элизабет Диш! – перешла на официальный тон. – Как настоятельница приюта я приказываю.

Эли опечалилась. Опустив голову и утирая слёзы, она прошла к выходу.

– Роза.

– Что ещё?..

– Вы знаете, почему Вы для него просто Роза?

– Я уже ответила на этот вопрос, – отрезала она.

Эли покачала головой.

– Однажды я спросила, когда была ещё ребенком. Кажется, он только-только говорить научился. Он сказал, что ты для всех мама. Что это слово потеряло значение, когда каждый ребенок выкрикивает его в твою сторону. Поэтому именно Роза… чтобы из всей этой толпы детей, его обращение ты точно услышала, точно знала, кто тебя зовёт. Он хотел быть особенным для тебя. Все дети кличут мамой, потому что так принято. А он, потому что, и правда, считает тебя таковой. Твоё имя для него и есть синоним слову мама.

Эли вышла, хлопнув дверью. А Роза. Роза прятала слёзы в этот дождливый день.

– Нейтана… усыновляют? – дрожащим голосом спросил Гриша.

Приют вновь оживился, неожиданная весть застала детей врасплох, в особенности бродягу.

«Роза не могла, она никогда бы меня не отдала. Я не могу, не хочу в это верить».

– Да, сегодня устроим ему проводы, а завтра приемный отец его заберет, – ответила Эли, сжимая фартук.

– Нейт, ты знаешь, кто он? – тоскливо обратилась Лотти.

– Гильмеш, – с отвращением ответил он, отдернув голову.

Дангель поразился, и в след за этим чувством пришло некое огорчение.

«Значит, его… всё-таки его… не меня. Логично… особенно теперь, когда я наконец понял, что мы не ровня. Интересно, мне стоит радоваться или нет? Просто глядя на Нейта, не скажешь, что он рад».

– О-о! Тот самый Гильмеш?! – воскликнул один из детей. – Повезло тебе, Нейти!

– Тс-с, дурачок… Не видишь Нейти грустит. Он не хочет уходить.

Мальчик оглядел бродягу. Взгляд его был направлен к полу, а кулаки сжаты. Вся его фигура пропиталась не то злобой, не то отчаянием, не то странной смесью раздражения и обоих этих чувств. Но если подумать, то на первый план выходило всё же разочарование.

Лотти не могла поверить, что легендарная троица приюта распадется так скоро. В этом неверие она была не одинока. Проказник Нейт, который всегда вляпается в передрягу; рассудительный Гриша, что всегда остановит его; и душенька Лотти, способная вытащить их обоих. Это постоянство стремительно разрушалось, и не был далек тот час, когда от него могло остаться только воспоминание.

– Дети, – обратилась Роза. – Давайте, приготовим торт? Как раз к вечеру управимся, м-м?

– Да-а, мама!

– Нейтан, поговорим у меня? – неуверенно попросила она.

– Гриша, – проигнорировал Нейт, – я хочу сходить в душ. Поможешь?

– А-а?.. А-а. Да, конечно.

Нейтан никогда не просил о помощи, вот он и опешил. Роза не стала его останавливать. Она не нашла в себе духовных сил, чтобы взять его за руку, увести за угол и извиниться. Может, гордость не позволила ей, кто знает? Гордость определенно была свойственно её характеру, правда, она выходила наружу в самые неподходящие для этого моменты.

В душевой кабинке Гриша помогал другу вымыть спину, да и в целом позволял Нейту чувствовать себя более комфортно. Тот сидел на деревянной скамейке, пока Дангель поливал его теплой водой. Но вот взгляд его остановился на ноге, всей израненной, с ободранной кожей, красной и немного искривлённой. Прежде он не видел её такой, без экзо скелета, без брюк – голой и безобразной.