Всё вдруг смешалось в молодой голове Михаила: с одной стороны ему хотелось прыгать от радости, что, наконец-то, ссылка закончилась, а с другой, плакать, ведь его дела в Новониколаевске оказались так плохи… Хоть и загнал он себя в эту чёртову Маньчжурию, терпеть которую уже не было никаких сил…

Сделав несколько шагов к Ли Чену, обнял его и разрыдался как ребёнок.

– Мих-хо чын лисыгуо^>25 – произнесли губы слуги – друга, он сам успокаивающе водил тихонько по спине молодого торговца. – Мих-хо нада… путь… Лоссия!

Только успокоившись, Михаил вдруг понял то, что сегодня монах уже предупреждал его, даже талисман приготовил.

– Ты откуда взял, что надо ехать домой? – удивлению его не было предела, ведь письмо он читал про себя. Руки его уперлись в бока, а брови сошлись к переносице. – Говори!

Ли Чен молча показал на мешочек с палочками тысячелистника, который носил при себе постоянно и использовал при гадании.

– Так, значит, ты гадал утром… И что же получилось? Почему ты мне дал талисман?

– Лидзи ху дзо дасы Мих-хо^>26… Мих-хо джын дан бау^>27…

– Обожди, не тарахти… Давай медленно!

– Плипадочная лазбойница… убить Мих-хо… Мих-хо знать… необузданная падсая зенсина…

Невольно вспомнилась Мотька.

– Чтоб ты сдохла, лахудра^>28! – зло прошипел он и вспомнил про предупреждение.

– Так, обожди… Ты сказал, что надо ехать в Россию? Так? – произнёс Михаил внимательно глядя на Ли Чена. Тот кивнул ему головой в знак согласия. – Ты думаешь, мне кто-то должен помешать?

– Мих-хо дау – хо дау – ху – уей^>29! – кивая в знак согласия, произнёс монах. – Мих-хо наступать хвост тигла. Осень опасыно!

– Ты бы знал, как всё это мне осточертело! – взорвался Михаил – Да плевал я на того, кто хочет мне помешать! Ближайшим караваном еду домой… Ты понял? Домой, к сыну и Нине…

Ли Чен снова кивнул головой.

И молодой торговец выскочил из комнаты, чтобы узнать, когда будет ближайший караван на Родину…

Неожиданно понимаю, что снова вижу огонь, который словно слушая мои мысли, начал, потрескивая, разбрасывать искры в стороны.

– Ничего не понятно… Кто разбойница? К тому же он её знает… Может, Мотька? Едва ли… Её-то что может занести в разбойницы? Она же простая шалава…– странные вопросы один за другим мучили меня, пока до меня дошло, что обязательно всё узнаю дальше из дневника.

«Маньчжурско – русская граница, апрель 1878 года.

Ли Чен решил ехать со мной. Так даже лучше. Нас сопровождают китайские солдаты. Ли Чен встревожен: он считает, что нападут скоро. Могу согласиться с ним: караван вот-вот войдёт в ущелье между высокими горами. Это идеальное место для нападения…

Дописываю уже в России на привале. На нас напали разбойники. Хорошо, что Ли Чен предупредил меня – успели спрятаться. Теперь я знаю о ком предупреждал Ли Чен. Это Мотька, гадюка! Она – атаманша этих разбойников. Мало того, из укрытия, где мы спрятались до их набега, я видел, как она билась в припадке. Если бы не Ли Чен, трое разбойников убили бы нас и забрали всё имущество. Когда же она встала, прискакали казаки, и кто-то выстрелил в неё. Так ей и надо! Что с ней стало не знаю.

Ночью на привале во время отдыха у меня появилась сильная боль в руке. Ли Чен встревожился и, открыв плечо, увидел, как на нём одна за другой появляются красные родинки в виде странного насекомого.

– Богомол лодиться! – сказал огорчённо монах. – Плолочество сбыться…

И рассказал мне, то, как его тибетский наставник узнал про предстоящее рождение Богомола, его желание погубить обманом много людей и создать себе Слуг. Он гадал и молился, и, чтобы как-то помешать ему, вызвал ошибку шаману. Тот теперь кроме слуги, должен сделать и хозяина Богомола. Потом вызвал Ли Чена и направил его в Кондо к юрте быть моим слугой, ждать и защищать меня. Будто это я хозяин Богомола… Это удивительно! Но верится с трудом… А я думаю, ничего особенного не случилось: подумаешь, напали разбойники! Слава Богу, сами живы остались».