– Арчер?

– Да, сэр.

Хут без особого энтузиазма пожал ему руку, как будто эта формальность была прописана в руководстве по обращению с местным населением, и спросил:

– Ну чего мы ждем?

– Э-э… ваш багаж.

– Какой еще багаж? В смысле, охотничьи ружья, клюшки для гольфа, рыболовные снасти? У меня нет времени на подобную ерунду. Вы на автомобиле?

– Да, машина ожидает.

Дуглас указал на стеклянные двери терминала, за которыми был припаркован блестящий «Роллс-Ройс» с личной маркировкой Келлермана и водителем в форме.

– Надо же, Келлерман выделил свою личную тарантайку, – прокомментировал Хут, устраиваясь в салоне. – А сам-то сегодня во что пересел, в королевскую карету?

Английский у него был превосходный. Такое безукоризненное произношение можно перенять только от англоговорящих родителей – или любовницы. И все же, несмотря на внешний лоск, Дуглас чувствовал, что в изучение языка этим человеком вложен тяжелый труд.

Как выяснилось в последующей беседе, отец Хута был профессором современного языкознания. Оскар Хут родился и жил в Шлезвиг-Гольштейне до тех пор, пока эти земли не отошли к Дании по итогам Первой мировой войны. Тогда семья переехала в Берлин. Хут изучал право сначала там, а затем в Оксфорде – куда Дуглас поступил несколько лет спустя. Несмотря на некоторую временную разницу, у них даже обнаружились общие знакомые и общие вспоминания об университетских стенах. К тому же мать Дугласа в юности служила гувернанткой в Берлине, и Дуглас немного знал этот город по ее рассказам.

– Над чем вы сейчас работаете? – как бы между прочим поинтересовался Хут, глядя в окно.

В Норвуде был затор, машина замедлила ход. Длинная очередь ожидала под дождем, когда привезут хлебный паек. Дуглас был почти уверен, что Хут это как-то прокомментирует, но Хут лишь сжал кулак и постучал кольцом-печаткой по стеклянной перегородке между пассажирскими местами и водителем.

– Сирену включи, остолоп! – крикнул он. – Мне до вечера тут торчать?

– Сейчас в работе двое погибших во вторник на станции метро «Кентиш-таун», – начал отчитываться Дуглас. – Упали на контактный рельс. Сперва классифицировали как убийство, затем я пришел к выводу, что это двойное самоубийство – мужчина был беглым из лагеря британских военнопленных в Брайтоне. – Дуглас поскреб щеку. – Перестрелка в ночном клубе на площади Лестер-сквер в субботу ночью. Стрельбу вели из автоматической винтовки, около ста пятидесяти выстрелов – патронов у них явно хватало. По всем признакам конфликт между бандами. Собственник заведения утверждает, что выручка составляла около шести тысяч фунтов – учитывая, что он наверняка скрывается от налогов, я бы эту цифру удвоил. Управляющий и кассир погибли, трое посетителей получили ранения, один все еще в больнице.

– А что там с убийством Питера Томаса? – спросил Хут, продолжая глядеть в окно на улицы под серым дождем.

– Это случилось только сегодня утром, – поразился Дуглас.

Хут кивнул.

– Пока из опрошенных соседей лишь один заявил, что слышал выстрел, хотя врач предполагает, что смерть наступила около трех часов ночи. При убитом найдены документы на имя Питера Томаса, но есть основания предполагать, что документы поддельные. В полицейских архивах имя не значится. С отпечатками пальцев сейчас работают. Также при нем был железнодорожный билет из Брингл-Сэндс. Это небольшой прибрежный курорт в Девоне.

– Я прекрасно знаю, где находится Брингл-Сэндс, – резко сказал Хут, не отрываясь от окна.

И опять Дугласа поразила такая осведомленность – сегодня утром он сам понятия не имел, что такое Брингл-Сэндс, и разыскивал городок по атласу.