Когда главный французский корабль оторвался от них, он лег как можно ближе к ветру и направился в сторону моря вслед за остальными нашими кораблями, в то время как мы в одиночестве следовали за противником с подветренной стороны. Затем, увидев нас одних, португальцы развернулись, что и мы сделали, чтобы держать их под ветром. В этой ситуации мы плыли за пределами досягаемости их пушек, не позволяя им приблизиться к нам. Мы продолжали идти этим курсом до ночи, когда потеряли их из виду. Все остальные наши корабли направились в сторону моря со всеми парусами, которые они могли нести; и, как они впоследствии сами исповедовались, они воздали нам свои молитвы, и никакой другой помощи мы не получили от них.

На следующий день мы воссоединились с «Оленем» и нашим катером, а также с двумя французскими кораблями, но третий, 80-тонный корабль, принадлежавший купцам из Руана, сбежал. Я взял свою лодку и поплыл к ним узнать, почему они меня покинули. Капитан «Оленя» Джон Кайр заявил, что его корабль не мог ни держать курс, ни менять галс. Капитан катера Джон Дэвис сказал, что у судна был поврежден руль, и его взял на буксир «Олень». Я посетил капитана главного французского корабля и обнаружил, что раненые и мертвые составляли половину его команды. Другой французский капитан сказал, что его корабль из-за повреждений мачт не мог нести паруса, а 16 его людей были ранены или мертвы, так что он ничего не мог сделать. После этого французские корабли не осмелились встать на якорь, опасаясь португальцев.

29 января, обнаружив наш катер негодным к дальнейшему использованию, мы сняли с него четыре пушки, якорь и все ценные вещи, а затем подожгли его, после чего направились дальше вдоль берега».

Начиная с 12 февраля у англичан с французами начались разногласия, чуть не вылившиеся в открытую вражду. Причина была в том, что французские ткани ценились туземцами гораздо выше английских, и возникшую таким образом конкуренцию англичане явно проигрывали. Кроме того, французы стремились первыми добраться до селений, значительно обгоняя английские корабли в их движении на восток. В результате, когда англичане прибывали в ту или иную негритянскую деревню, они обнаруживали, что практически все золото уже «уплыло» в руки конкурентов. Однажды французскую шлюпку с товарами пришлось отгонять от деревни корабельной артиллерией, в другой раз французскую шлюпку насильно удерживали у борта английского корабля, пока англичане на берегу торговали с неграми. Поэтому с французами пришлось расстаться.

23 февраля англичане прибыли в «город», который их предшественники расхваливали, и рассказывали, что он «в окружности такой же большой, как Лондон». Однако, на самом деле, «город» оказался скоплением из двух-трех сотен жалких африканских лачуг. Этим селением правил вождь по имени Абаан, которого англичане величали «королем».

Этот Абаан вел себя очень высокомерно. Когда англичане захотели посетить его, им было отказано, так как «никто не должен приходить к нему, если он не пришлет приглашения». Наконец, получив «приглашение», торговцы принесли к резиденции «короля» подарки, но не были приняты. Англичанам было заявлено, что подарки нужно приносить три раза и каждый раз уговаривать «придворных», чтобы «король» снизошел до того, чтобы согласиться принять дары. Наконец, англичане добились встречи с королем, который оказался большим любителем местного вина, выпивая его в присутствии гостей «большими чашами». В конце «аудиенции» негритянский «король» потребовал еще подарков, причем, последующие дары надо было также приносить три раза с теми же ритуалами.