(выделено нами – Т.Л.) и думаю, что, несмотря на его слабость и плутовство, мы могли бы извлечь пользу из него»109. Узнав о беспокойстве Уильямса за свою безопасность, Екатерина извещает его о том, что направила канцлеру записку, в которой «имела случай изложить очень кстати» то, что ей «продиктовал» (выделено нами – Т.Л.) посол. «Я ко всему этому присовокупила крепкую клятву в том, что вы вовсе не его враг, как он мне это вполне определенно сказал очень туманными намеками», – завершала свое послание великая княгиня110. Когда же канцлер не ответил на одно из ее писем, то она известила посла, что будет «применять» его правило: «никогда не быть в крайне хороших отношениях с ним», когда того пожелает. А далее Екатерина советовала воспользоваться алчностью канцлера, которая «подобна алчности паши», и которая навела ее на мысль предложить ему деньги.

Время от времени Екатерина сообщала Уильямсу информацию об обсуждении при дворе («на конференции») вопросов внешней политики России111. Она передавала послу важные документы, попавшие ей в руки, с просьбой возвратить их по прочтении. В частности, перевод депеши из Турции чрезвычайно заинтересовал посла, который его «прочел с удовольствием три раза». «Я позволю себе сохранить на два или три дня бумагу по константинопольским делам, – писал Уильямс. – Я хотел бы знать, что сказала императрица, прочитав эту депешу»112. Иногда посол сам проявлял инициативу и просил свою корреспондентку разузнать об интересующих его событиях. «Я прошу вас постараться узнать, что произошло на конференции в воскресенье вечером и вчера утром, – писал Уильямс 22 октября. – Дуглас (посланник Франции, – Т.Л.) просит конференцию, чтобы сделать большие предложения со стороны французского короля». Когда же британцу не удалось помешать заключению Версальского договора, он попросил великую княгиню «раскричаться против такого коварства» и «объявить канцлеру, что великий князь воспротивится этому всеми своими силами и что вы будете смотреть, как на врагов России, на всех тех, которые будут способствовать такому делу»113.

Весной 1757 г. положение британского посла при дворе императрицы заметно ухудшилось. Ему перестали доверять. 22 марта Екатерина извещает Уильямса о том, что издан приказ «распечатывать все письма иностранных министров», который направлен скорее всего против него одного. В ответ посол писал: «Я уверяю вас, что уже более года, как я с почты не получаю никаких писем без явных признаков того, что они были распечатаны, и я ожидал, что если бы был дан новый приказ по этому поводу, то он бы состоял в том, чтобы их задержали совершенно». И далее Уильямс заверял княгиню, что будет «на страже» по отношению к своей переписке114. Однако это не помогло. Потерпев неудачу в переговорах с канцлером и вице-канцлером, которых старался всеми силами привлечь на свою сторону, посол вскоре заболел и попросил правительство себя отозвать. Пока же, дожидаясь решения из Лондона, он продолжал «дружить» с Екатериной, всячески стараясь заручиться ее поддержкой.

Почти ежедневно корреспонденты обменивались письмами, и Уильямс нередко напоминал великой княгине о выгодах России от союза с Англией. Подобный союз, полагал посол, существует «без перерыва» со времен Ивана Васильевича (Грозного), он «древний и естественный» для обоих государств и выгоден каждой из сторон. Екатерина соглашалась с мнением посла, заявляя, что союз с Англией «полезен и необходим для России», и всегда останется для нее «священным»115. Примечательно, что в одном из писем великая княгиня обращалась к истории установления дипломатических отношений Московского государства с Англией. «Несколько лет тому назад, – вспоминала Екатерина, – я видела подлинный договор за подписью Елизаветы (Тюдор –